Йен Макдональд - Дорога Отчаяния

Три дня доктор Алимантандо гнался по пустыне за зеленым лицом. По мановению пальца из сочлененных стручков, он прошел, налегая на рули, пустыню красной гальки, пустыню красного камня и пустыню красного песка. И каждую ночь, когда в небе вставало лунокольцо — сверкающий, как алмазный браслет, поток искусственных спутников — а он сидел у костра из мумифицированных обломков дерева и вносил записи в свои дневники, зеленое лицо являлось к нему из глубины пустыни.

Зеленое лицо явилось доктору Алимантандо в первую ночь, когда метеоры, будто искры костра, гасли в стратосфере.

— Позволь мне стать близко огня, друг, позволь мне иметь тепла, дай мне убежище, ибо я эры теплее этой.

Доктор Алимантандо жестом пригласил зеленое лицо подойти поближе. Окинув взглядом странную обнаженную фигуру, доктор Алимантандо не удержался и спросил:

— Что ты за существо?

— Я человек, — отвечало зеленое лицо. Будто бы листья шелестели, когда оно говорило. Зубы его были мелкие и желтые, как зерна маиса. — А ты кто?

— Я человек тоже.

— Значит, мы суть одно. Разведи огонь поярче, друг, дай мне почувствовать его жар.

Доктор Алимантандо пинком отправил в костер узловатое полено, искры взметнулись высоко в ночь. Через некоторое время зеленое лицо спросило:

— Вода есть, друг?

— Есть, но я берегу ее. Не знаю, как далеко простирается эта пустыня и удастся ли найти воду по пути.

— Я отведу тебя к воде завтра, друг, если ты сегодня отдашь мне свою фляжку.

Доктор Алимантандо долго сидел неподвижно в мерцающем свете лунокольца. Затем он отцепил от рюкзака одну из фляжек и протянул ее над огнем зеленому лицу. Зеленое лицо осушило ее до дна. Воздух над ним заиграл ароматом зеленой листвы, будто в лесу после дождя. Потом доктор Алимантандо лег спать и вовсе не видел снов.

На следующей утро в том месте, где сидело зеленое лицо, не было ничего, кроме красного камня у потухших углей.

На вторую ночь доктор Алимантандо разбил лагерь, ел и делал записи в журнале. Потом он сидел, просто сидел, наполняясь радостью каменной пустыни. Он плыл, плыл и плыл прочь от холмов Второзакония, прочь от пустыни красной гальки через пустыню красного камня — через земли, изборожденные расселинами и изломами такими глубокими, что эти земли были похожи на окаменевший мозг — над отполированным камнем, между источенными шпилями черного вулканического стекла, через леса, обратившиеся за миллиарды лет в камень, по руслам рек, миллиарды лет не видевшим воды, через изваянные ветром ряды песчаниковых столбов, над столовыми горами, населенными призраками, ныряя сквозь гранитные уста в гулкие бесконечные каньоны, сжимая в ужасе рули, в то время как левитаторы парусной доски изо всех сил старались удержать его на воздусях. Он мчался, подгоняемый устойчивым ветром, он плыл, и плыл, и плыл, покуда первые вечерние звезды не испятнали небо булавочными проколами.

И пока он сидел так, а прерывистые лучи синих лазеров озаряли небесный свод, к нему снова пришло зеленое лицо.

— И где же обещанная тобой вода? — спросил доктор Алимантандо.

—Повсюду, где вода была когда‑то, и где будет вода снова, — отвечало зеленое лицо. — Этот камень был прежде песком, и через миллион лет опять превратится в песок на берегу.

— Где вода, которую сулил ты мне? — вскричал доктор Алимантандо.

— Пойдем со мной, друг. — Зеленое лицо провело его в расщелину в красном утесе — там, глубоко во тьме, смеялся одинокий, чистый ручеек, сочащийся из трещины в камне и падающий в маленький черный пруд. Доктор Алимантандо наполнил фляжки водой, но не стал пить из пруда. Он побоялся осквернить древний, уединенный водоем. Там, где стояло зеленое лицо, бледные ростки пробивались сквозь влажные отпечатки его ног. Затем доктор Алимантандо лег спать и снов в ту ночь не видел.

На следующее утро там, где сидело у потухшего костра зеленое лицо, обнаружилось высохшее серое дерево.

На третью ночь после долгого дня, в течение которого доктор Алимантандо пересек пустыню красного песка, он развел костер, разбил лагерь и записал наблюдения и размышления в переплетенный в кожу журнал своим четким, изысканным почерком — сплошь петли и завитки. Он сильно устал — песчаная пустыня выпила его досуха. Сперва, направляя парусную доску вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз по изломанным песчаным волнам, он ощущал возбуждение и секущий лицо ветер, насыщенный песком. Потом он просто несся, как сухой лист, по красному песку и голубому песку, желтому песку и зеленому песку, белому песку и черному песку, преодолевая волну за волной, волну за волной, пока волны не вынесли его, иссушенного и изломанного, в пустыню соды, пустыню соли и пустыню кислоты. И за всеми этими пустынями, за пределами истощения, лежала пустыня спокойствия, где можно было различить перезвон далеких колоколов, несущихся будто бы с колоколен городов, погребенных под песком миллиарды лет назад или городов еще не рожденных, которые встанут здесь миллиарды лет спустя. Здесь, в сердце пустыни спокойствия, остановился доктор Алимантандо — под небом, заполненным мечущимися огнями прибывающего к бровке мира Парусника — и здесь к нему в третий раз явилось зеленое лицо. Оно уселось на корточки у костра, рисуя пальцем фигуры в пыли.

— Кто ты? — спросил доктор Алимантандо. — Почему ты являешься мне по ночам?

— Хотя мы и путешествуем по разным измерениям, я, как и ты — странник в этом сухом и безводном месте, — сказало зеленое лицо.

— Разъясни, что означает «разные измерения».

— Время и пространство. Ты — пространство, я — время.

— Как такое возможно? — воскликнул доктор Алимантандо, страстно интересующийся временем и временностью. Этот интерес заставил его покинуть родные зеленые холмы Второзакония с клеймом демона, колдуна и пожирателя младенцев, ибо его соседи, мир которых ограничивался коровами, дощатыми домиками, овцами, силосом и заборами белого штакетника, оказались неспособны сносить его безвредную творческую эксцентричность. — Как способен ты перемещаться во времени? Я многие годы доискивался этой способности!

— Время — часть меня самого, — сказало зеленое лицо, вставая в полный рост и почесываясь. — Я научился управлять им точно так же, как я управляю другими частями своего тела.

— Можно ли научить других этому умению?

— Тебя? Нет. Ты не того цвета. Но однажды, я полагаю, ты изыщешь иной путь.

Сердце доктора Алимантандо чуть не выскочило из груди.