Энди Смайли - Плоть Кретации

Прости.

Мы подвели тебя, брат.

Не стоило доводить до этого. Ты выстоял против тьмы, щит против ужасов, которые называют ее домом. Ты убивал и проливал кровь. Ты выжил там, где другие братья не смогли. Ты отдал все, пожертвовал всем, и теперь у тебя не осталось ничего, что стоило бы защищать от бушующего внутри неистовства.

Но ты все же мой брат, и не заслуживаешь такого. Не тебе нести бремя вины.

Мы — дети войны, крещеные пеплом победы. Мы — младшие сыновья нашего отца, и от этого еще более свирепы. Его боль полыхает в наших венах, ее не в силах ослабить застаревшая гордость и возложенный на нас долг. Мы — это он в самом чистом и разгневанном своем облике. Мы пытались затупить гнев о сами звезды, ведя крестовый поход не менее кровопролитный и беспощадный, чем все, что мы знали прежде. Мы безжалостно пускали галактике кровь. Мы сами истекали кровью, сражаясь до конца. Но мы не очистились, мы не отвечали за свои действия. Жажда побеждала.

Кретация могла стать нашим спасением.

Тамир не попытался спасти Кесефа. Прижавшись к скале, он даже не бросил на юношу прощальный взгляд, когда тот пролетел мимо. Слабакам не место на Кретации. Кесефу лучше умереть, чем выжить и заразить племя порченой кровью. Тамир потянулся к следующему выступу и замер. Кесеф не кричал. Воин не дал услышать свою смерть Тамиру и остальной охотничьей группе. По крайней мере в этом была честь. Когда охота закончится, Тамир отправит Харута отыскать и сжечь тело Кесефа. Он не позволит земле поглотить дух юноши.

Не обращая внимания на сочащуюся из ладоней и ног кровь, Тамир поднял руку и принялся взбираться дальше. Вокруг него поднимались другие воины, с еще большей осторожностью карабкаясь на гору. Тамир знал, что многие сорвутся, прежде чем они доберутся до вершины. Ранодон выбрал себе логово в хорошем месте. Четырехкрылые звери гнездились на вершине горы, откладывая богатые питательными веществами яйца подальше от когтей вечно голодных хищников. Камень под руками был неровным, шероховатым, словно шкура рычащего баразавра. Он впивался в кожу и высасывал силы. Но Тамир знал, что подъем это только начало, худшее ждало их впереди. Раскинувшееся дальше плато опаляло жаром, подогреваемое огнем, который клокотал в недрах гор. Они должны бежать как можно быстрее или обгорят до костей. Тамир впился пальцами в трещину и подтянулся выше, защищенный змеящимися по всему телу, сросшимися шрамами. Солнца умерли и возродились много раз с тех пор, как Тамир впервые вышел на охоту, и он скучал по колющей боли юности, мучению, которое прибавляло прыти его конечностям. Сейчас Тамир не чувствовал почти ничего, кроме биения сердца.

Его внимание привлекло движение слева. Харут прекратил восхождение и показывал в небо за ними. Тамир проследил за взглядом следопыта, когда на него посыпался град горящих обломков. Он приник к склону и отвернулся от неба, позволив пламенному ливню хлестнуть по спине. В ноздри проник запах жженой кожи, заставив его поморщиться. Еще трое из его охотничьей группы сорвалось со скалы, их крики утонули в рычании огненной скалы, от которого задрожал весь утес. Тамир затрясся от паники. Если они прогневили гору, она извергнет свою ярость и смоет их со склонов волной пламени. Он бросил взгляд на вершину, но гора безмолвствовала, равнодушная к их присутствию. Тамир выругался из-за своей глупости. Они провели все требуемые ритуалы, вымазавшись керамической глиной с подножья холмов. Дух горы не мог почуять их. Огонь с небес вызвало что-то другое.

Тамир оглянулся на небо, когда вниз полетело несколько объятых пламенем камней, которые в ореоле огня и пыли рухнули в лес за следующим хребтом. Внутренности Тамира, сжавшиеся от ужаса узлом, послали в вены заряд адреналина. За тем хребтом находилась его деревня.

— Бакту! Бакту! — прокричал Тамир, приказывая охотничьей группе спускаться вниз так быстро, как они только осмеливались.

Деревня исчезла. Упавшие камни оставили огромные кратеры, стерев деревянные хижины с лица земли. Деревья мальаи попадали друг на друга, будто снесенные ураганным ветром. На плакучих листьях подрагивали языки пламени, пожирая то, что от них осталось. Тела людей из племени Тамира исчезли в густом дыму, который поднимался от темного пепла, укрывшего землю, а с ней и все следы жизни. Массивная челюсть Тамира не шевельнулась, его сердце оставалось столь же твердым, как мышцы, бугрившиеся на груди, словно камни.

Он не печалился о ком-то конкретно. Судьба не всегда бывала благосклонной, таким был естественный порядок вещей. Но из-за смерти женщин и детей солнцу придется не раз обойти небосвод, прежде чем племя сможет заменить павших в бою. Чтобы выжить, им придется набирать воинов из соседних племен. Это было только начало кровопролития, которое, без сомнений, вскоре последует.

Погруженный в груду развороченной земли в лучах солнца сиял громадный камень. Тамир бросился к нему, намереваясь отомстить. Он разобьет его и сделает из осколков себе дубину. Воин застыл, мышцы напряглись в ожидании, когда скала зашипела и выплюнула гейзеры пара. Секунду спустя участок внешнего слоя скользнул вниз, исчезнув в невидимом углублении. Несколько воинов Тамира отшагнули назад, но сам вождь остался стоять на месте и зарычал, когда наружу вывалился зверь с зеленой кожей.

Существо издало приглушенный рык и рухнуло на колени. Из раны в его боку текла густая кровь. Под плотью напряглись тугие мышцы, свидетельствующие о заключенной в них силе. Под дьявольскими красными глазками сверкнули кинжально-острые зубы.

Тамир обошел зверя. От него несло хуже, чем от выгребной ямы. Если бы он стоял прямо, то, вне всякого сомнения, оказался бы вдвое выше его, хотя и небольшим по сравнению с огромными животными, чьей крови уже изведало его копье. Харут и Кои шагнули ближе. В их движениях Тамир прочел стремление убить зверя и развел руками, чтобы их остановить. Эту деревню защищал он, и право убить принадлежало ему и только ему. Согласно хмыкнув, оба воина вернулись к остальным.

Зеленый зверь натужно дышал, словно пытался подняться. Зарычав, Тамир ударил копьем в руку зверя, пригвоздив ее к земле. Зеленокожий взревел от боли, из его пасти закапала слюна. Тамир рванулся вперед и отсек ему руку, заостренный камень с легкостью разрубил кость. Зверь подавился рыком, боль, которая заглушила голос, заставила его повалиться на спину. Из обрубка руки, смешиваясь с пеплом в густую жижу, вытекло столько крови, что обычный человек стал бы мертвенно-бледным.