массу перекрещивающихся подпространств, расположенных в просвете между материальными плоскостями реального пространства и кипящим враждебными энергиями варпом. Он был нигде и везде, рядом со всем, но почти нигде. Комморраг не был линейным, его сферы не были универсальными, и он ни в коем случае не был логичным. Его освещали, если можно так выразиться, темные светящиеся шары захваченных солнц. Ночные земли Аэлиндраха были мрачны даже по меркам друкари, и именно там таились теневые чудовища, известные как мандрагоры. В Старом городе располагались многочисленные кузницы и оружейные, снабжавшие кабалы, культы и ковены оружием для набегов на реальное пространство. Порт Потерянных Душ был величайшим космопортом с мощными вратами паутины, открывавшимися в туннели, достаточно просторные, чтобы вместить даже самый большой друкарийский звездолет; и так до бесконечности, каждый новый пузырь реальности открывал новые достопримечательности, новые ужасы, новые способы, которыми слабые, глупые или неосторожные могли потерять свои жизни или свободу. Немногие вещи были постоянны в Комморраге, но уважение и страх перед символом Культа Раздора были одной из них.
Поэтому огонь оружия, который сейчас велся по Лелит и ее сопровождающим, еще больше сбивал с толку.
— Что эти дебилы творят? — прорычала Лелит. Из Паутины нельзя было выйти прямо в Высокий Комморраг — разве что Асдрубаэль Вект с его личными путями, — поэтому они проскочили через Сек-Маэгру, Нулевой город: сотни миль лачуг, прижавшихся к неровным контурам искусственной поверхности Комморрага, и театр почти постоянной войны между бесчисленными уличными бандами друкари. Кабалы иногда наведывались сюда, чтобы набрать новых членов из самых злобных местных, но в целом это был дикий район, где можно было раздобыть или выменять любое оружие, и среди населявших его отбросов не было лояльности. Даже незначительный культ мог послать отряд на улицы, залитые кровью из-за оскорбления, будучи уверенным в том, что, несмотря на значительное превосходство над нападающими, их жертвы никогда не соберутся вместе настолько, чтобы оказать серьезное сопротивление. Осколковый огонь с улиц не представлял особой опасности для машин Лелит и даже для их обитателей, пока никто из ее Кровавых Невест не перегибался через перила и не подставлял себя под удар, но чтобы эта грязь под ними открыла огонь по кораблю с эмблемой величайшего культа ведьм во всем Комморраге…
— Снижаемся! — прорычала Лелит, выхватывая клинки.
Рейдер снизился, и «Яды» последовали его примеру. Лелит не приказала открывать огонь, но он и не понадобился: осколковые пушки начали выплевывать отравленные заряды, и тощие, одетые в лохмотья фигуры падали горстями. Лелит поднялась на крыло рейдера и на мгновение замерла с вытянутыми руками, держа в каждой руке по ножу, а длинные кроваво-красные волосы разметались за спиной от скорости машины. Затем она просто шагнула в сторону и полетела вниз.
Она приземлилась на землю и перекатилась, после чего поднялась, вонзая свои клинки в две разные груди и обрывая бьющиеся в них жизни, а затем развернулась, словно обещание архонта, чтобы направить свои ножи на другого несчастного, стоящего с открытым ртом прямо за ней. Ее клинки сначала отсекли ему руки у запястья, отправив их на землю, по-прежнему сжимавшие его древнюю, покрытую зазубринами винтовку. Прежде чем он успел закричать, она отсекла ему левое ухо, нос и открыла рану в передней части бедра. Она вскинула левую руку, и ее клинок, войдя под ключицу и выйдя над лопаткой, пронесся по воздуху и пригвоздил еще одного несчастного к стене позади них. Затем, когда жертва, стоявшая перед ней, застонала от боли, Лелит полоснула другим клинком по его горлу. Рана оказалась не такой уж глубокой; в сущности, он мог бы зашить ее тканью на достаточно долгий срок, чтобы найти какого-нибудь примитивного хирурга или неудавшегося изгнанника из ковенов гомункулов, которые могли бы существовать здесь. Однако Лелит не оставила ему рук, которыми он мог бы это сделать, и он все еще пытался зажать рану культями, которые сами сочились кровью.
Улицы очищались, и быстро. Культ Раздора по каким-то причинам мог бы подвергнуться нападению, но Лелит Гесперакс — совсем другое дело. Единственными, кто не бежал, были мертвые, умирающий несчастный перед ней и тот, кто корчился в отчаянной агонии, пытаясь освободиться от клинка, глубоко вонзившегося в строение позади нее.
Не торопясь, Лелит пересекла улицу к борющемуся друкари, вертя в руке второй клинок. Жертва удвоила усилия, но она была из кожи и костей, обмотанная обрывками ткани, и ей явно не хватало сил, чтобы сдвинуть удерживающий ее клинок. Она закрыла глаза и заскулила от ужаса, когда Лелит бегом преодолела последние несколько шагов между ними и приставила второй нож к ее горлу.
— Я задам тебе вопрос, — пробормотал Лелит. — Ответь мне четко и правдиво, и я не стану тебя убивать.
Друкари нельзя было предлагать быструю смерть, это их не мотивировало от слова совсем. Та, Что Жаждет, ждала за последним занавесом темноты, поглощающим их зрение, и муки, которым подвергнутся их души там, будут хуже всех смертных замыслов. Друкари никогда не молили смерть прекратить их страдания, потому что знали, что она этого не сделает; они дрались и плевались, чтобы остаться в живых, даже разбитые и искалеченные, даже когда все казалось безнадежным. Это была одна из причин, по которой отчаяние других видов имело ту небольшую дополнительную грань восхитительности, потому что, доведенные до крайности боли, они желали последнего избавления, и отказ от него заставлял их страдать еще сильнее. Друкари, по крайней мере, знали, что если они еще живы, то ты не сделал с ними самого худшего, что было в твоих силах.
Новая жертва Лелит поспешно кивнула, всхлипывая от боли, которую причиняло ей движение клинка, сковавшего ее тело. Лелит двинула рукоятью ножа и улыбнулась, глядя на муки, которые она причиняла.
— Зачем вы навлекаете на себя гибель, нападая на меня? — спросила она, перебивая стоны друкари.
— Мы не знали! — отчаянно запротестовала ее игрушка. — Мы не знали, что это ты!
— Зачем вообще было нападать? — спросила Лелит. — Зачем рисковать навлечь на себя гнев Культа Раздора?
— Он следит за всем, — прозвучал ответ, сбитый мучительной болью. — Если бы мы пропустили вас, не предприняв никаких действий, он бы узнал. Он бы подумал, что мы помогаем тебе, и пришел бы за нами!
— Кто? — огрызнулась Лелит. — Вект?
Широкие, полные ужаса глаза были всем ответом, в котором она нуждалась. Только один друкари был достаточно страшен, чтобы связать языки подданных Темного города.
— Он объявил войну культу? — спросила Лелит, положив одну руку на рукоять клинка. Она не выкручивала его, но иногда даже угрозы было достаточно.
— Нет! — Жертва
