Выдумщик.
(Я покраснел. Шутовство малыша незаметно превратилось в отравленную стрелу. И ничего ведь не возразишь — прав.
Трижды прав.
Эх, братья-Адитъи! — моргать не обучены, а проморгали…)
Гулко шлепались капли из кувшина Калы-Времени: вот и Индра женился, вот и Варуна в своей пучине новую обитель отстроил, с отдельным раем для убитых в бою гигантов, вот и Лучистый Сурья очередную колесницу насмерть заездил.
Вырос малыш Вишну.
Вытянулся.
Гибок, высок, собой хорош. А при маме да маминых товарках обучился не доспех — ожерелья с гирляндами носить, не поножи-наручи — браслеты на запястьях и щиколотках, не шлем боевой — шапку синего бархата. Опять же грамотен, на язык боек. Все суры-асуры, у кого девицы на выданье, стойку сделали: завидный жених! Особенно тем завиден, что будет при тесте дома сидеть, женушку ублажать! А куда ему деваться, болезному, братьям-племянникам до него дела нет и не было, до Брахмы высоко, до Шивы далеко.
Отличный бог.
Бесполезный и роду хорошего.
В случае чего родня будущему тестю во как пригодится…
Мама-Адити долго носом крутила, через губу цыкала. У той невесты спина кривая, у другой нос коромыслом, третья всем хороша, да теща будущая из таких стерв, что не приведи Тваштар! Выбрала наконец. Славно выбрала — юную Лакшми, которую в позапрошлом году единогласно признали богиней счастья.
Шутили на свадьбе братья-Адитьи, подкалывали женишка: держись, малыш, Счастье привалило!
Держусь, отвечал.
Обеими руками.
А сам про себя иное думал. Хоть бы кто спросил: любишь невесту, парень? Он-то Счастье свое впервые в жизни на свадьбе увидел, даже понять не успел: его это Счастье или чье чужое?
Без меня меня женили.
Пляши, малыш!
Не оттого ли юная Лакшми нерожухой оказалась, что свели их не спросясь?.. Или это просто со счастьем всегда так?
(Я обратил внимание, что сын Брихаса, толстый Жаворонок, слушает малыша в оба уха. И губы поджимает сочувственно. Видно, задел рассказ какую-то звонкую струнку в мудром брюханчике, выросшем без отца и отцом же проклятом за опыты над собственным потомством.
Остальные тоже молчали. Прятали глаза — кто куда.
И чужак во мне, с которым мы вместе моргали, болели и бились грудью о броню Курукшетры, притих. Слушал.)
…Выделили молодоженам имение. Хорошее, уютное и от торных путей сиддхов недалеко. Живи-радуйся, пожелай-деревья расти, жена варенья из райских яблочек наварит. Хлебай скуку златой ложкой. Вселенная-то с овчинку: звания названы, дела поделены, один отдых свободным остался. Съездить к брату Варуне, окунуться в море-океан, завести философскую беседу? Рвануть к брату Сурье на солнечной колеснице прокатиться? Предложить брату Индре вместе на демонское племя паниев, истребителей коров, походом отправиться?
Смеются братья: рожей не вышел.
Для бесед, колесниц и походов.
Напрямую, ясное дело, не говорят, но по плечу треплют. Ласково так треплют, снисходительно, с усмешечкой. Сиди дома, Упендра-красавчик, сопи в две дырки, не лезь в дела взрослые. Вон попроси кого надо — пусть тебе еще один дворец поставят. Два дворца. Из яшмы. Или из рубина цельного.
Красота.
Сидит молодой Вишну в красоте, жену отослал куда подальше, со всей ее сворой Летящих Гениев, и думы-мечты в голове, как дитя кубики, перебирает.
А что бы я сделал на братнем месте, дай мне волю?!
Утони земля в безбрежных пучинах, в недрах Паталы — стал бы я вепрем с телом, подобным грозовой туче, и вынес бы землю к свету… Ах да, я уже об этом маме в детстве рассказывал, она еще смеялась!
Спасуй Шива-Разрушитель перед невиданным асуром и его воинством — взял бы я диск-чакру, пустил бы выше солнца стоячего, снес бы нечестивцу косматую голову… Ау, асуры невиданные, где вы?
Похить хитрый враг у старенького Брахмы святые писания да скройся в океане — сделался б я рыбой о четырех руках, не ушел бы от меня подлый похититель… Эй, Брахма старенький, у тебя ничего не крали?
Ах, ничего… жаль.
Мечтает Вишну, грезы грезит, да так явственно, словно и на самом деле было.
Было?
Не было?!
Зашел как-то к райскому мечтателю один Летящий Гений из жениной свиты. Растекся в поклоне киселем и спрашивает почтительно: супруга, дескать, интересуется — не пора ли съездить в гости к маме-Адити, навестить свекровь? А Вишну возьми и брякни гонцу-молодцу от тоски душевной: некогда, мол, мне, пусть сама едет. Я тут вместе с Великим Змеем Шеша, Опорой Вселенной, вторую неделю похищаю супругу у могучего демона Джаландхары.
Как похищу — догоню.
Летящий Гений глаза жабой выпучил, а Вишну и рад слушателю. Все не сам с собой — опротивело. Давай мечты словами в сто цветов раскрашивать: как Владыка Индра сдуру оскорбил Разрушителя, возжелав сравняться с ним мощью. Как вышел из Шивиного гнева страшный демон Джаландхара. Как разбил наголову в сражении всех богов: и Индру, и Шиву, и Яму, и этого, как его?.. И вообще всю Свастику вдребезги-пополам.
Хоть в рассказах на старших братьях, которым до младшего дела нет, отыгрывался.
Дослушал Летящий Гений до конца, восторгом преисполнился, откланялся… и чаще захаживать стал.
Еще чего новенького узнать.
Правда или нет? — кому какое дело! Не у Шивы же спрашивать: было? не было? Зато интересно. И с друзьями после есть о чем поговорить. Пересказать по— своему, к ста цветам сто первый добавить. А у друзей свои друзья, а у своих друзей еще и жены с родственниками, а у тех… пошли языки чужие уши вылизывать!
Зашумело Трехмирье: великий бог живет в Вайкунтхе!
Ба-альшие дела ворочает.
Вишну б радоваться, пыжиться от величия обретенного, ан нет: еще противней жить стало.
И грезы не спасают.
(Я вспомнил, как ко мне захаживал Медовоокий Агни и, привязав своего ездового агнца к столбу беседки, взахлеб пересказывал последние сплетни о подвигах малыша.
Я еще смеялся до упаду, а потом апсарам излагал.
На сон грядущий.
Говорил, что правда-истина, и от себя половину добавлял.
Веселый я тогда был…)
Больше всего на свете Вишну хотелось быть нужным — но в нем никто не нуждался. Трехмирье существовало само по себе, и менее всего требовался бог без определенного рода занятий. Становиться же мелким покровителем и заведовать употреблением долгого «а-а» в южном диалекте Пайшачи… Или того хуже: всю жизнь пить сому на дармовщинку, подобно хромому Матаришвану— бездельнику, который когда-то по пьяной лавочке снес огонь с неба на землю!..
Это было ниже достоинства одного из братьев-Адитьев, пусть даже и младшего.
