Но вместо этого их внезапно направили на поиск в канализацию — положение складывалось критическое. Два патруля уже пропали в одной и той же секции туннелей. Бойцы 902-го Варданского к великой своей досаде были выбраны командованием, чтобы пойти по следу пропавших патрулей и выяснить, что с ними случилось. Помочь в поисках должна была выданная им древняя, безнадежно устаревшая карта канализационной сети. Однако, по общему мнению, карта была практически бесполезной.
— Тебе не нравится охотиться на орков в канализации? — Давир, увлекшись своей любимой темой, глумливо ухмыльнулся. — Может быть, тебе не нравится холод? Сырость? Что ноги промокли? А? Говори уж. В конце концов, нам уже досталось самое поганое назначение во всем этом проклятом городе. Необходимость выслушивать твое нытье будет лишь вишенкой на торте. Так что говори, толстяк, что именно тебе не нравится?
— Неправильно это все, — сказал Булавен. — Мы не должны быть здесь. Нам нужно вернуться наверх, искать Ларна.
— Ларна?
— Того салагу, Давир. Он пропал лишь два дня назад. Ты не мог так быстро забыть его.
— У меня принцип — забывать всех, кого я больше никогда не увижу, — Давир нахмурился, на этот раз он не испытывал удовольствия, лишая толстяка иллюзий. — Салага мертв. Ты сам сказал. Это было два дня назад. Если бы он вернулся, мы бы уже увидели его.
— Ты не можешь быть уверен…
— Могу. Он мертв, Булавен. И лучше тебе привыкнуть к этому факту. Даже не думай искать его на ничейной земле. Это кончится лишь тем, что и тебя убьют.
— Знаешь, Давир прав. По статистике, вероятность выживания в течение двух дней на ничейной земле практически нулевая.
Привлеченный дискуссией, к ним подошел Учитель.
— Приходится считаться с реальностью, — сказал он не без сочувствия. — Ларн пропал без вести в одном из секторов, где идут наиболее тяжелые бои. За последние сорок восемь часов этот участок становился местом боев, обстреливался стрелковым оружием и подвергался артиллерийской бомбардировке не менее полудюжины раз. Такова природа войны здесь. Часто, когда обе стороны оказываются в ходе войны в патовой ситуации, они сражаются с все более возрастающей ожесточенностью, чтобы добиться решительного результата. Парадоксальным образом это порождает войну, в которой, напротив, не происходит никаких решительно важных событий, и все же люди постоянно сражаются и гибнут, отдавая жизни за несколько сантиметров территории. Военный теоретик Сюй Чэнь рассматривал этот парадокс в одном из своих трудов по тактике, «Книге…»
— Все. Прекрати, — Давир предупреждающе поднял руку. — Я уже наслушался, Учитель. Если и возникнет однажды необходимость, чтобы ты лез в спор за меня, то это случится потому, что из-за вас я превратился в слюнявого идиота. Мне плевать, о чем речь — я не хочу выслушивать очередную твою бесконечную и бессмысленную лекцию. Клянусь, когда приходится слушать вас с Булавеном, просто чудо, что я еще сам не убежал на ничейную землю, в надежде, что орки избавят меня от страданий. Когда какой-то философ сказал, что ад — это другие люди, очевидно, он имел в виду вас двоих.
— Честно говоря, думаю, он имел в виду вас всех троих, — послышался голос позади них.
Это был сержант Челкар, командир варданцев. Он опередил остальных солдат взвода, и Давир с товарищами его не услышали.
— Не сомневаюсь, это очень увлекательная дискуссия, — Челкар холодно посмотрел на них. — Но вы, вероятно, понимаете, что лучше отложить ее на другое время. Тут есть такая мелочь, как противник. Я знаю, в соответствующих наставлениях утверждается, что у орков плохой слух, но я бы не стал слишком на это полагаться. Вы трое спорите так громко, что и глухой услышит. С этого момента я требую тишины. Никто не возражает, я надеюсь?
Смущенные Булавен и Учитель неловко переминались с ноги на ногу. Только Давир не сдался так просто под взглядом сержанта. Не в его характере было легко смиряться с дисциплиной. Он уважал Челкара как никого другого из известных ему командиров, но такова была его натура, что в каждой ситуации он пытался оставить последнее слово за собой.
— Возражать? И в мыслях не было, сержант, — Давир умильно улыбнулся, показав полный рот кривых и ломаных зубов. — Я всего лишь сказал товарищам, что мы в клоаке и по колено увязли в орочьем дерьме. Если бы я был больше склонен к поэзии, то, возможно, подумал бы, что эту мысль в виде развернутой метафоры можно отнести ко всей нашей жизни здесь в Брушероке.
Краем глаза Давир увидел, что Учитель и Булавен, выпучив глаза, уставились на него в немом изумлении. Если бы Давир сказал нечто подобное офицеру, комиссару или хотя бы другому сержанту, то непременно был бы наказан за дерзость и неподчинение — скорее всего, забит плетьми до смерти или расстрелян, в зависимости от каприза «потерпевшей стороны».
Но Челкар не был похож на других командиров. Сержанта было нелегко понять, но иногда он, казалось, находил в их положении некий мрачный юмор. Он не был «уставным» плац-парадным солдафоном. В отличие от большинства тех, кто обладал какой-либо властью в Брушероке, сержант умел смеяться. Иногда Давир думал, что в том числе и это помогало Челкару выживать.
— Какое трогательное красноречие, рядовой Давир.
На лице Челкара мелькнула мрачная улыбка, подтвердив догадки Давира.
— Возможно, стоило бы поразмыслить над этим как-нибудь потом, — продолжал сержант. — А пока одним из преимуществ соблюдения тишины станет то, что, право же, было бы жаль, если орки убьют такого оригинального мыслителя. Лучше будет, если они не услышат, как вы подходите. Тогда вы сможете удивить их такими выразительными комментариями, каких они меньше всего ожидают. Как известно, ничто так не пугает орка, как хорошо аргументированная критика.
Сержант уже повернулся, чтобы уйти, но снова обернулся и постучал по вокс-бусине в ухе.
— Да, и еще совет. Вы, наверное, уже заметили, что связь молчит. Это из-за туннелей — они мешают передаче. Наши воксы почти бесполезны, так что если наткнетесь на орков, вам придется сообщить об этом взводу более старомодными способами. Оставляю на ваше усмотрение, что будет лучше: кричать или махать руками. Так или иначе, это должно привлечь наше внимание.
Первое столкновение с противником произошло чуть более часа спустя. По мнению Давира, прошло уже четыре часа с тех пор, как они вошли в канализацию. Бойцы 3-й огневой группы дошли до перекрестка, где соединялись несколько туннелей. Вместе с остальными солдатами взвода они оставили свои шинели на поверхности, полагая, что в них будет слишком неудобно ходить по колено в сточных водах. Теперь солдаты очень ощутили отсутствие шинелей — сильный сквозняк продувал перекресток, пронизывая довольно тонкий материал обмундирования и заставляя стучать зубами от холода.
