Уходя, Крипи все время оборачивалась, словно пытаясь высмотреть в муже тайную причину страхов их сына, и Дрона вдруг понял, что жена тоже боится. Очень сильно боится. Не за себя — за юного Жеребца. За вымоленного первенца. Боится, сама не зная чего, но эта угроза исходит от него, Дроны! По крайней мере Крипи так считает. И если понадобится, жена готова встать на пути у собственного мужа, готова смертно биться, защищая дитя, понимая, что безнадежно, что шансов против главного Наставника у нее нет…
"Бред какой-то! — Дрона тяжело вздохнул. — Похоже, что жена и сын видят во мне чуть ли не врага! Да что же такое творится в этом… богоспасаемом городе?!"
Крипи еще раз оглянулась на своего мужа и скрылась в сыновних покоях.
* * *
— …Он по-прежнему боится. И не хочет тебя видеть. — Крипи упрямо смотрела в сторону, отводя взгляд. — Но я постаралась уговорить его. Иди. Только… Ладно, иди.
Дрона молча прошел мимо посторонившейся жены, шагнул в маленький коридор…
У входа обнаружился Крипа, любимый деверь и соответственно дядя беглеца-Ашватхамана.
— А ты что здесь делаешь?! — устав сдерживаться, озлился Дрона.
— Караулю! — с вызовом глянул на шурина Крипа. — Дядя я ему, в конце концов, или нет?
— Кого караулишь-то? — примирительно бросил Брахман-из-Ларца, быстро успокаиваясь. — Или от кого?
— Да так… вообще.
— Слушай, мне с мальчишкой поговорить надо. Шел бы ты, а?
— Лучше я тут побуду. Мало ли что… — Похоже, Крипа и не собирался уходить.
— Да вы что, сговорились все?! Не съем же я его! Крипа замялся, но все-таки вышел — с явной неохотой, на пороге оглянувшись через плечо. Точь-в-точь как его сестра.
Дрона не сразу заметил сына. Ашватхаман забился в дальний угол своей комнаты, сжавшись в комок за краем шторы, и оттуда испуганно блестели агатовые глаза мальчишки.
— Ну что ты, сынок? — Брахман-из-Ларца присел перед сыном на корточки, не спеша приближаться, словно выманивал пугливого зверька. — Чего ты боишься? Скажи мне! Я ведь твой отец, я люблю тебя… Неужели ты боишься. меня?!
Ашватхаман молча кивнул.
— Но ведь раньше ты меня не боялся! Что-то случилось? Скажи! Может, я сделал что-то не так, напугал тебя? Поверь, сынок, я никогда не желал тебе зла и сейчас не желаю! Слово брахмана! Ты же знаешь, я не оскверняю моих уст ложью!
Глаза мальчишки наполнились слезами.
— Не надо! Не трогай меня! — чуть слышно прошептал он. — Уйди!
— Я и не собираюсь тебя трогать, — как можно мягче и убедительнее произнес Дрона. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Никогда. Если ты так хочешь, я уйду. Только ответь мне сначала: почему ты меня боишься? Почему?!
— Там… на поляне… — с усилием выдавил мальчик и, не удержавшись, всхлипнул. — Он, этот горец… твой ученик… Он отрезал себе палец по твоему приказу! Я видел! Я все видел!
Ашватхамана наконец прорвало, и слова вместе со слезами полились из него, как вода из дырявого кувшина.
— Потому что он стрелял лучше Арджуны! А Арджуна хочет быть лучше всех! И тогда ты приказал… ты велел — и горец отрезал себе палец! А если бы это был я?! Если бы я стрелял лучше Арджуны?! Папа, ты приказал бы отрезать палец мне?! Или руку? А если… если бы я отказался — ты отрезал бы мне сам?! Да?! — Жеребенок уже бился в истерике.
И свет померк в глазах Брахмана-из-Ларца.
Тихий шепот Опекуна Мира, ласковые слова колыбельной, мир плывет вокруг, такой большой, яркий, загадочный мир, но вот он начинает гаснуть, сужаться, охлопывается в колючую точку, и в мозгу остается пульсировать лишь эта светящаяся, раскаленная точка.
ЛЮБИ МЕНЯ БОЛЬШЕ ВСЕХ!
ЛЮБИ МЕНЯ…
БОЛЬШЕ…
ВСЕХ… -
ЛЮБИ…
— Н-е-е-ет!!! — не помня себя, закричал Дрона, вскакивая с пола.
Он подхватил на руки плачущего сына, прижал его к себе, и Ашватхаман наконец расслабился, обхватил отца руками и ногами, вцепился в него изо всех сил, с облегчением сотрясаясь в рыданиях.
В комнату вихрем ворвались Крипи и Крипа, готовые рвать и метать, но ни отец, ни сын не видели бешеных близнецов.
— Прости меня, сынок, прости, пожалуйста… — шептал Дрона. — У меня и в мыслях не было… никогда — ты слышишь? — никогда! Никогда я не подниму на тебя руку, ни ради Арджуны, ни ради человека, ни ради бога! Я люблю тебя, я никогда не сделаю тебе больно! Ты слышишь меня, Ашватхаман?
— Правда, папа?
— Правда! Разве я когда-нибудь обманывал тебя?
— Нет. — Ашватхаман вдруг перестал плакать, и лицо мальчика сделалось сосредоточенным. Он явно на что-то решался.
— Я верю тебе, папа, — очень серьезно заявил восьмилетний мальчик. — И теперь я тебе скажу. Накануне… ну, перед тем, как я видел это… я превзошел Арджуну! Я следил, как он бросал дротики в деревянную собаку, я считал, сколько раз он попал. А потом, когда Арджуна ушел, я взял дротики… и я попал больше! Папа, я боялся, если ты узнаешь…
— Не бойся, — твердо сказал Дрона, глядя в глаза сыну. — Теперь я знаю. Но слово, которое я тебе только что дал, остается в силе. Ничего не бойся. И Ашватхаман благодарно кивнул. Кажется, он действительно больше не боялся. Только сейчас Брахман-из-Ларца увидел стоящих в дверях Крипи с Крипой и заставил себя улыбнуться. Это далось ему нелегко.
— Видите, все в порядке. Мы объяснились. А теперь… прошу простить меня, но мне надо побыть одному.
И Дрона буквально вылетел из комнаты.
Смятение, гнев и ярость клокотали в душе Наставника. Червь, проточив мякоть плода, выбрался наружу и теперь точил душу Брахмана-из-Ларца. Сын испугался своего отца — такого, каким отец бывал в давних снах-искусах, бдительного раба соблюденного Закона и несомненной Пользы, великого рукотворного Дрону…
Он жаждал одиночества.
И знал такое место.
Место, где он будет один.
Один на один.
Заметки Мародера, начало Безначалья, вторая неделя периода Грисма
Ты пришел — и они встали навстречу тебе.
Десятки десятков, сотни сотен, тысячи тысяч… неисчислимые махападмы[54] живых существ.
Только люди — никаких мулов, ослов и лошадей, никаких боевых слонов и красных волков-полукровок, обученных рвать легковооруженную пехоту, никаких ловчих леопардов.
Нагие и босые — без панцирей и доспехов, без наручей и поножей, без шлемов и нагрудных ожерелий из металла, без кожаных лент-готр и боевых перстней, без сандалий, покрытых бронзовыми бляхами, без дхоти из простеганной ткани, без набедренных повязок — без ничего.
Безоружные — где они, луки и стрелы, копья и дротики, бердыши и мечи, трезубцы, секиры, двуручные косы падагоптров, палицы и метательные булавы, где кривые кинжалы и смертоносные чакры, где заточенные гребни, ножи-браслеты, где они?!
