Если от болезней страдали даже самые крепкие бойцы Десятой дивизии, то мучения полковника Виннеманна были вообще неописуемыми. Берген удивлялся упорству полковника. Виннеманн никогда не жаловался — по крайней мере, не в компании офицеров. Но из-за пыли и увеличенной гравитации имплантированный позвоночник беспокоил его, как никогда раньше. Военный протезист, нарушая клятву о конфиденциальности, продолжал информировать генерал-майора о состоянии полковника. Он предписал Кочаткису более сильные дозы иммунодепрессантов и анальгетиков. Однако эти лекарства, принимаемые в больших количествах, губили печень и почки. Берген, питавший сильную привязанность и уважение к упрямому полковнику, начал ежедневно молиться Императору и его святым о скорейшем завершении нелепой операции «Гроза». Преждевременная смерть Виннеманна нанесла бы удар по экспедиции — и тем более по людям, знавшим его.
Наконец, на пятнадцатый день после спуска на планету, Император услышал молитвы Джерарда Бергена.
По наземной линии связи начали поступать штабные сообщения. После взятия Каравассы и Тайреллиса, которые отныне надежно защищали имперскую линию доставки, Двенадцатая пехотная дивизия Киллиана захватила полуразрушенную крепость в Бэлкаре и превратила ее в передовой опорный пункт. Сражение было тяжелым. Цифры потерь вызывали глубокую скорбь и свидетельствовали о многочисленной популяции орков вблизи конечной точки намеченного маршрута. Но Киллиан с честью выполнил поставленную задачу и основал передовую базу, столь важную для успешного завершения экспедиции. Хадрон, Каравасса, Тайреллис и Бэлкар снова стали имперскими крепостями. Их почти сорокалетняя оккупация завершилась. И хотя некоторые офицеры-пессимисты предрекали ответный удар зеленокожих, «Экзолон» начал готовиться к финальной стадии операции.
Получив эти новости, Берген почувствовал огромное облегчение. Еще большую радость принес приказ, поступивший на рассвете с базы Хадрон. На шестнадцатый день экспедиции Десятая бронетанковая дивизия вновь выступала в поход. Генерал де Виерс приказал Бергену оставить в Каравассе соответствующие гарнизонные силы, а затем на максимальной скорости выдвинуться к аванпосту Бэлкар. Там им предстояло объединиться с двумя другими дивизиями и дождаться прибытия генерала. Далее де Виерс намеревался возглавить группу армий и лично направить ее в регион Хадар, к предгорьям Ишварской гряды, где должна была завершиться их миссия.
Разговаривая с Бергеном по наземной линии связи, старик едва не задыхался от экстаза. Он походил на возбужденного ребенка перед Днем Императора. Наверное, он чувствовал, что долгожданная бессмертная слава была уже в паре шагов от него. Генерал надеялся найти «Крепость величия» или то, что от нее осталось. Затем началась бы финальная стадия. Жрецы Механикус запустили бы вокс-маяк, который, попав в верхние слои атмосферы, передал бы флоту координаты их позиции. «Потомок Тарсиса» должен был спустить подъемник. Священный танк подняли бы с песков пустыни в космос и разместили на борту «Рекламатора». За время полета к системе Армагеддона машину отреставрировали бы до прежнего состояния. Чуть позже комиссар Яррик, получив дорогой подарок, проехал бы на танке по полям сражений Армагеддона Прим. Он поднял бы дух уставших солдат, вдохновив их силой легендарной машины. И тогда воодушевленные солдаты отбили бы натиск врага.
Это звучало чудесно, и в своем сердце Берген надеялся на осуществление тактических планов де Виерса. Но его внутренний голос продолжал утверждать, что такие милые наивные мечты присущи только старикам и детям. В реальности все происходит иначе.
«Прошло тридцать восемь лет, — подумал он. — Неужели генерал действительно верит, что танк по-прежнему находится там…»
Когда де Виерс закончил разговор и закрыл вокс-канал, Берген вызвал к себе полковых командиров. Узнав о новых указаниях, все трое радостно заверили его, что через несколько часов они смогут подготовить своих людей к боевому походу. В голосе Виннеманна чувствовалось явное облегчение. Генерал-майор, беспокоясь о здоровье полковника, хотел оставить его в Каравассе. Но он понимал, что храбрый воин обидится на него и сочтет такую заботу оскорблением. Виннеманн был танкистом до мозга костей, а Берген знал, какое счастье испытывает истинный танкист, находясь в своей «корзине», попирая врагов и отплевываясь от пота и пыли, пока рев двигателя сотрясает его тело мощной вибрацией. Поэтому, несмотря на очевидные страдания Виннеманна, командир дивизии решил не отправлять его в госпиталь. У полковника был неплохой заместитель, и капитан Имрих мог помочь ему в любую минуту, если это потребуется.
После совещания полковые командиры передали приказ генерала своим заместителям и командирам рот. Новость быстро разошлась по гарнизону. Вскоре Каравасса жужжала, как растревоженный улей. Десятая бронетанковая дивизия готовилась к продолжению экспедиции.
* * *
При всей этой спешке, погрузке снарядов и заправке топливом, когда перед началом похода проводилась последняя проверка техники, почти никто не думал о судьбе тех рот, которые исчезли в первый день операции. Но кое-кто вспоминал о них — например, полковник Виннеманн. Игнорируя боль и личные проблемы; он регулярно молился о душах лейтенанта ван Дроя и его людей. Прошло больше двух недель, а от них не поступило ни одного сообщения. Полковник был уверен, что они погибли.
Выезжая из ворот Каравассы во главе колонны Восемьдесят первого бронетанкового полка, он даже не мог подумать, что Безбашенные Госсфрида по-прежнему ведут борьбу за существование. Через десять дней пути после сражения с орочьей ордой они находились к юго-востоку от его нынешней позиции.
Полковник Стромм оказался человеком слова. Он относился к танкистам как к важной части своего подразделения, и это нравилось ван Дрою. Хотя лейтенант держал сомнения при себе, дальнейшее сотрудничество с полковником вызывало у него серьезные опасения. Фактически он отдал людей и танки в распоряжение незнакомого человека. Конечно, начальство могло бы сказать, что он знал о полковнике все необходимое. Он видел Стромма в бою, а именно там раскрываются лучшие качества воина. Действия полковника во время сражения показывали, каким командиром он будет дальше. Но их окружал мир Голгофы. Они не могли сражаться с таким безликим и жестоким врагом. Бесконечная пустыня снижала моральный дух кадийцев. Казалось, сколько бы километров песка они ни оставляли за своими спинами, столько же возникало и впереди их колонны.