Во времена битв, всегда казавшихся слишком немногочисленными и скоротечными, принцепс-майорис Зарха равнодушно думала, что, должно быть, так себя чувствует плод в утробе. Прохладная жидкость, поддерживавшая ее, становилась тогда теплой, подобно плазменному реактору, сердцу «Герольда Шторма».
Ощущение абсолютной власти в сочетании с чувством абсолютной защищенности. Это все, что ей было нужно, чтобы поддерживать себя в безумные, опасные моменты, когда неустойчивый, жестокий разум «Герольда Шторма» с внезапной силой кинжалом вклинивался в ее сознание, желая подчинить.
Зарха знала, что однажды придет день, когда помощники отключат ее в последний раз — когда ей не дадут вернуться к духу машины из страха, что развившиеся характер и личность титана поглотят ее слабеющую и слишком человеческую натуру.
Но это будет не сейчас. Не сегодня.
Нет, Зарха сфокусировалась на мысленном возвращении в утробу, и этого было достаточно, чтобы оттолкнуть настойчивые требования грубых и первобытных инстинктов «Герольда Шторма».
Голоса снаружи всегда доносились до нее приглушенно, несмотря на вокс-приемники, имплантированные туда, где когда-то были хрящи внутреннего уха.
Эти голоса заговорили о вторжении.
Принцепс-майорис Зарха не разделила их мнение. Она повернулась в молочной жидкости грациозно, словно морская нимфа из сказок с нечестивой Древней Терры, хотя аугментированное, сморщенное, безволосое создание в водяном гробу было каким угодно, только не прелестным. Ноги ей удалили, так как они ей никогда больше не понадобятся. Кости были слабыми и мягкими, а все тело — скрюченным.
Силой мысли она ответила им, своим слугам, братьям и сестрам.
Я желаю поговорить с пришедшими.
— Я желаю поговорить с пришедшими. — Вокс-динамики гроба исторгнули невыразительное эхо ее безмолвных слов.
Один из слуг подошел ближе к прозрачным стенкам амниотического вместилища, с почтением взирая на плавающую в ней оболочку.
— Мой принцепс. — Это говорил Лонн, и хотя он нравился Зархе, он никогда не был ее любимчиком.
Здравствуй, Лонн. Где Валиан?
— Здравствуй Лонн. Где Валиан?
— Модератус Кансомир должен вскоре вернуться из улья, мой принцепс. Мы думали, вы будете еще спать в это время.
При таком-то шуме?
То, что осталось от ее лица, изобразило улыбку.
— При таком-то шуме?
— Мой принцепс, Астартес хотят войти.
Я услышала. Я знаю.
— Я услышала. Я знаю.
— Каков будет ваш приказ, мой принцепс?
Она вновь повернулась в воде, в своей грациозной манере, подобно морскому млекопитающему, несмотря на кабели, провода и шнуры, бегущие от механических генераторов саркофага к ее позвоночнику, голове и конечностям. Зарха была древней, сморщенной марионеткой в воде, безмятежной и улыбающейся.
Доступ дарован.
— Доступ дарован.
— Доступ дарован, — одновременно произнесли двенадцать голосов.
Потрескивающая булава осталась неподвижной, зависнув в дюйме от головы скитария. Маленькая электрическая искорка с оружия лизнула солдата в лицо, заставив его отпрянуть.
— Доступ дарован, — произнесли все они повторно.
Гримальд дезактивировал крозиус-булаву и отодвинул аугментированного солдата в сторону.
— Я был уверен, что вы это скажете.
Путешествие через узкие коридоры и в поднимавшихся лифтах было кратким, и вот рыцари оказались перед закрытой переборкой мостика. На палубу они попали, пройдя мимо множества молчаливых техноадептов. Зеленые линзы, заменявшие им глаза, вращались, сканируя и зловеще подражая человеческой мимике.
Внутри титана было темно, слишком темно, чтобы неизмененные люди могли там работать. Единственным светом были красные аварийные лампы, словно в бункере или на корабле. Но генетически улучшенные глаза хорошо видели в сумраке даже без зрительных фильтров визоров в шлемах.
У дверей, ведущих на командный мостик, не было стражи, и обе створки с лязгом скользнули в стороны.
Артарион стиснул украшенный свитком наплечник Гримальда:
— Вперед, брат.
Капеллан взглянул на воина, несшего его стяг, через серебряное лицо своего погибшего учителя:
— Верь мне.
Командный мостик был круглым отсеком с возвышением в центре, окруженным пятью изукрашенными и снабженными массой кабелей тронами. В углах комнаты за панелями с сотнями кнопок, рычажков и циферблатов работали техноадепты в мантиях.
Из двух больших окон открывался впечатляющий вид на улей. Гримальд вздрогнул, осознав, что смотрит из глаз богомашины.
На главном возвышении стоял большой стеклянный резервуар. В его молочных глубинах плавала обнаженная старуха, чье тело было иссушено возрастом и бионическими протезами, необходимыми для того, чтобы поддерживать ее жизнь в таких условиях. Она смотрела через фасетчатые аугментированные глазные протезы.
— Приветствую, Астартес, — раздался голос из встроенных в гроб вокс-динамиков.
— Принцепс-майорис. — Гримальд кивнул плавающей в жидкости старухе. — Это большая честь — видеть тебя.
Последовала отчетливая пауза перед тем, как старуха ответила, хотя взгляд ее не отрывался от воина.
— Ты проницателен. Не трать время на галантность. «Герольд Шторма» просыпается, и скоро я должна буду идти. Говори же.
— Один из пилотов титана, отправленный в Хельсрич, сказал, что Инвигилата не пойдет на нашу защиту.
Вновь пауза.
— Это так. Я командую третьей частью Легио. Остальные уже направились на защиту региона Хемлок, многие с твоими братьями, Саламандрами. Ты пришел просить меня о моей части могущественной Инвигилаты?
— Я не прошу, принцепс. Я пришел увидеть тебя своими собственными глазами и просить тебя — лицом к лицу — сражаться и умереть рядом с нами.
Сморщенная женщина улыбнулась, выражение ее лица было одновременно по-матерински мудрым и удивленным.
— Но ты еще не завершил задуманную миссию, Астартес.
— Это как?
На этот раз пауза была дольше. Старуха рассмеялась внутри своего наполненного жидкостью резервуара.
— Мы не лицом к лицу.
Рыцарь потянулся к вороту брони, разъединяя печати.
Без шлема запах священных масел и химическая вонь заполняющей гроб жидкости оказались намного сильнее. Первые ее слова были столь неожиданными, что я не знал, как реагировать.
