Печально.
Надо будет поискать рисунок в архиве, когда он вернется на работу. Или?
Янни нашарил под кроватью трубку запасного телефона. У него их там было несколько штук, - что делать, у телефонов слишком хрупкий экран, - а работа в полиции часто весьма напряженна. Несколько долгих гудков и перед ним появилось усталое лицо сен-шангера Ларова.
- Хорошего утра. Ты еще не отправился домой?
- Оссу, - вяло произнес Кристиан. - Нет, может и совсем не поеду - пойду и посплю в свободной гостевой комнате Управления.
Янни кивнул - он тоже так иногда делал.
- Скажи, тебе никогда не попадались люди в темно-зеленых накидках и с вот таким знаком на груди? - Янни примерно изобразил в воздухе знак.
Кристиан Ларов покачал головой.
- Попадаться - не попадались. Я даже не знаю, кто это мог быть. Нарисуй этот знак на бумаге, я так не очень разобрал.
Янни встал с кровати. Поискал на столе, нашел лист бумаги и рисовательную ручку. Толстым стержнем он старательно изобразил на бумаге знак. Где надо - заштриховал, где надо - оставил свободное пространство. Показал листок Кристиану.
Тот поглядел и неуверенно сказал:
- Похоже на родовой знак Хегу-шангера.
Янни и сам уже это заметил. На бумаге знак выглядел более знакомым, чем в воспоминаниях. Не совсем, конечно, знак господина Чженси, но похоже.
- Ладно, я попробую узнать. Может, кто из коллег знает? У меня есть приятель, он может знать. Только, - рассмеялся и потер ладонями лицо Ларов, - с тебя хорошая, - и большая! - бутылка лойкэ! Он любит их собирать. Видно слишком много рассказывал историй про северян. Похоже, это заразно!
Офицеры рассмеялись. Шутки про таревцев и их любовь к лойкэ были довольно популярны в полиции. Некоторые из полицейских отличались прямо-таки нездоровой любовью к пересказу таких историй. Заканчивалось это обычно любовью к самому напитку.
- Хорошо, будет тебе, то есть, ему - бутылка лойкэ, - рассмеялся Янни.
- Ага. Ему. А мне? Между прочим, я тоже люблю рассказывать шутки про северян, - состроил обиженную физиономию Ларов. - Так что с тебя еще одна бутылка.
Он подумал и добавил:
- Но - маленькая!
- И то хорошо, - хмыкнул Янни, - значит, ты еще здоров.
Кристиан усмехнулся и отключился.
Когда через полчаса он появился на экране, от веселости не осталось и следа. Хмуро кивнул, дернул левый ус и сказал:
- Надо встретиться. Срочно.
- А что… - начал Янни.
- Все при встрече. Я сейчас к тебе приеду, в конце концов, должны же офицеры проведать своего заболевшего товарища? - слабо улыбнулся он.
Прошло не больше половины часа, и мрачный Ларов вошел в его дом.
А еще через половину часа Янни смотрел в окно, как уезжает от него Ларов. Тот аккуратно развернул свой синий "Тэмпатцу" и скрылся за углом. Сен-шангер опустил занавесь на окно. Ему надо было подумать. За ним следили "невидимые тигры" самого главы Шангаса при Водоеме. Но зачем и почему?
Он постарался вспомнить события последних недель. Не было ничего настолько особенного. Или дело в тех четырех ханза? Но что в них необычного?
Как странно.
Глава 16 - Прогулка во тьме
- -
Бархатное покрывало ночи медленно опускалось на город.
Молодые, еще дрожащие в потоках теплого воздуха, звезды постепенно проявлялись на небе. Из-за края гор выглянул яркий серп луны и не спеша взобрался чуть выше. Тут он остановился отдохнуть, и принялся настороженно оглядывать раскинувшийся под ним город.
Новый город уже вовсю полыхал цветением вывесок, то тут, то там ярко мерцали вспышки реклам, зажигались все новые и новые огни вдоль дорог, освещались окна квартир в больших домах. Окна офисов и контор постепенно гасли, но свет их потухающих глаз заменяли своим сиянием окна высоких домов и яркие огни танцевальных залов, кинотеатров, ресторанов и баров.
Город заканчивал работу и собирался отдохнуть. Пятый день недели - самое время смыть с себя пыль офисов, фабричных цехов и контор. Надо лишь надеть яркую маску и широкие светлые хаккама, накинуть на плечи куртку-увагхи, расшитую птицами и цветами, и отправиться на поиски ночных приключений.
Они не будут излишне долго прятаться.
Но не одними ночными радостями жив Кинто.
В Порту взревел отходящий от причала большой океанский катер. Почти сотня пассажиров прогуливалась по его палубам и стояла у ограждения, в последний раз перед расставанием разглядывая Кинто, махая руками родственникам, друзьям и знакомым. Пожалуй, катерами такие суда звали по традиции - это был настоящий корабль.
В Старом городе все было намного тише. Лишь площадь Цветка сияла большим светлым пятном с расходящимися в стороны, подобно спицам Алмазного колеса, дорогами. Дейзаку не скупились на освещение главной площади Кинто и широких улиц, которые вели к ней.
А маленькие улочки Старого города?
Тут все было иначе, Старый город не любил ярких огней, и потому улицы, ведущие к древним домам, всегда прятались в тени. Но кому здесь ходить? Те, кто тут живет, привыкли ложиться рано, и еще раньше возвращаться домой. А если дела и заставят их задержаться - что ж с того. Они хорошо знают родной район - и не надо им много света. Не достойно это - заливать резким электрическим огнем дома со столь древней историей.
Потому- то редкие фонари освещали дорогу запоздалым прохожим, да окна домов манили теплым светом прогуливающиеся парочки. Мало что можно увидеть сквозь даже легкую кисею на окне, -но как любопытно порой!
Ночь пришла в Кинто - и город мягко принял ее.
На третьем этаже таверны "Ван-ван" тихо скрипнуло окно. Постоялец осторожно отодвинул в сторону раму, и теплый вечерний воздух пролился потоком в его комнату. Он уже почти час назад выключил свет - постепенно его глаза привыкали к темноте, а возможные наблюдатели - ушли устраивать свои дела.
Археолог спит - зачем следить за ним?
"Археолог" тем временем осмотрел окрестности через универсальный сканер, замаскированный под зеркальные очки. Такие очки были не слишком популярны в Кинто, но другого сканера у него не было. Местные модели ему не нравились - слишком тяжелы, неудобны и вовсе не так универсальны, как его собственный.
Ничего подозрительного.
Окна комнаты Марахова вели во внутренний двор таверны, там, где был разбит крошечный, всего шагов пятнадцать в длину, сад. Сад мог похвастать двумя десятками шафранных деревьев и горькой вишни, несколькими кустами ишивики и невероятным разнообразием цветов, названий которых Марахов не знал, и даже не надеялся когда-либо узнать. Теперь, в темноте, освещенный лишь отраженным светом с улицы, да неярким месяцем, сад казался погруженным в задумчивое молчание.
