Гор обернулся, уже зная, что увидит.
Круор Ангелус был красен, словно закат над полем боя. Его доспех уже не был расколот и разбит, лицо больше не представляло собой почерневший агонизирующий кошмар. Обвивавшие тело цепи исчезли, но свет потушенных солнц все так же горел в мертвых глазах.
— Зачем ты здесь? — спросил Гор.
— Я дома, — произнес Красный Ангел. — Я свободен. Холодное железо, которое на меня повесил Эреб, не имеет здесь власти, как и охранные клятвы, вырезанные на моей коже. Здесь я совокупность всего ужаса, жаждущий крови и пожиратель душ.
Гор проигнорировал его самолюбование.
— Так почему они смеются надо мной?
— Ты — смертный во владениях богов. Рядом с Пантеоном ты — насекомое. Несущественное и не стоящее внимания, пылинка на ветру космоса.
Гор вздохнул.
— Ноктуа был прав. Вы, твари варпа, все нелепо вычурны.
Из перчаток существа вырвались отточенные костяные когти. Изо лба проступили закрученные рога.
— Ты в моем царстве, где ты увидишь лишь то, что мы пожелаем тебе показать. Я могу задуть тебя, будто пламя свечи, Магистр Войны.
— Если ты пытаешься меня запугать, то плохо работаешь, — произнес Гор, делая шаг в сторону демона. — Позволь мне рассказать, что я знаю. Ты существуешь в обоих мирах, но если я уничтожу твое тело, то срок твоего пребывания в моем мире завершится.
Ангел расхохотался и шагнул ему навстречу.
— Демоны не умирают, — сказал он.
— Нет, однако становятся все более утомительны, — ответил Гор, протянул руку и схватил Красного Ангела за горло. Он приподнял существо над землей и стиснул кисть. Оно выплюнуло черный ихор, и в его глазах полыхнуло пламя.
— Отпусти меня! — взревело оно, вцепившись ему в руки. Из порезов хлынула кровь, забрызгавшая зеркально-черные плиты. От прикосновения демона по предплечью Гора поползли черные жилы, наполненные распадающейся кровью. Он чувствовал, как внутренние механизмы его тела разлагаются, но лишь сильнее сдавил шею демона.
— За это ты умрешь! — выплюнул демон.
— Когда-нибудь, возможно, — сказал Гор. — Но не сегодня. Тебя послали сюда не для того, чтобы убить меня.
Гор кивнул на громадные цитадели в горах.
— Ты здесь для того, чтобы указывать мне путь. Я нужен твоим хозяевам, так что отведи меня в их крепости, назови мое имя и скажи им, что с ними будет говорить новый господин Галактики.
Гор бросил Красного Ангела, и на мгновение его посетила мысль, что тот может в ярости налететь на него. С гор донесся грохот грома, злобный рев, визг наслаждения и еще более шипящий шепот. По кошмарному ландшафту прокатился миллион голосов, и когти Красного Ангела втянулись обратно в перчатку.
— Что ж, я доставлю тебя к Губительным Силам, — прошипел он настолько ядовито, что сворачивался воздух. — Обсидиановый Путь есть вечная дорога. Она гибельна для плоти и духа. Не смертным ступать по ней, ибо ее опасности…
— Заткнись, — сказал Гор. — Просто заткнись ко всем чертям.
Аксиманд закричал от ужасного ощущения слепоты. Авточувства его шлема отказали в тот же миг, как булава Магистра Войны ударила в черную стену. Он сорвал шлем, но вокруг все так же был мрак. Не просто темное помещение, а пространство абсолютного небытия, словно самому понятию света еще только предстояло воплотиться в реальность.
— Эзекиль! — крикнул он. — Фальк! Отзовитесь! Кто-нибудь!
Никакого ответа.
Что произошло? Они потерпели неудачу? Луперкаль невольно обрушил на них некую жуткую катастрофу? Аксиманду казалось, будто все его тело окружено вязким клеем. Каждый вдох был полон ядов, желчи и сладких липких привкусов, от которых его до глубины души пробирала тошнота.
— Эзекиль! — вновь закричал он. — Фальк! Отзовитесь! Кто-нибудь!
И почти сразу же после начала все кончилось.
Мир снова вернулся, и Аксиманд моргнул. Он развернулся и увидел на лицах братьев такое же замешательство. Даже Мортарион выглядел сбитым с толку. Саван Смерти собрался рядом со своим господином, юстаэринцы же озирались по сторонам в поисках объекта защиты.
— Где он? — требовательно вопросил Абаддон, хотя Аксиманд не был уверен, к кому он обращался. — Где он?
— Именно там, куда намеревался попасть, — произнес Мортарион, глядя на черные врата. Раньше они казались плитой из полированного обсидиана, но теперь представляли собой вертикальную лужу черного масла. По ее поверхности расходились колышущиеся концентрические круги, будто с другой стороны на нее падали капли дождя.
— Мы пойдем за ним? — спросил Кибре.
— А ты хочешь умереть? — поинтересовался Мортарион, оборачиваясь к Вдоводелу. — Лишь одно другое создание входило в варп и выжило. Ты — ровня Императору, малыш?
— Как давно он ушел? — спросил Абаддон.
— Недавно, — отозвался Аксиманд. — Самое большее несколько секунд.
— Откуда ты знаешь?
Аксиманд указал на рубиновые капли, стекающие по косе Повелителя Смерти.
— Его кровь еще не высохла на клинке.
Абаддон, похоже, признал его логику и кивнул. Он встал перед порталом, как будто пытался вытащить Луперкаля обратно одной только силой воли.
Рядом с ним встал Кибре, верный Абаддону до конца.
Аксиманд вдохнул воздух глубокого подземелья. Даже давинский кошмар не мог подготовить его к этому моменту. Магистр Войны пропал, и Аксиманд не знал, увидит ли его снова.
В сердце вошел холодный осколок льда, мир утратил яркость и цвет. Так ли себя ощущал Железный Десятый, когда погиб Феррус Манус?
Аксиманд почувствовал себя совершенно одиноким. Неважно, что возле него стояли самые близкие из братьев. Неважно, что они только что одержали великую победу и осуществили амбиции Магистра Войны в отношении этого мира.
Что они будут делать без Магистра Войны?
Бессмысленно отрицать, что подобное вообще могло произойти. Убийство Мануса Фулгримом доказало, что примарх может умереть.
Кто, кроме Магистра Войны, обладал достаточной силой воли, чтобы возглавить Сынов Гора? Кто из истинных сынов смог бы достичь того, чего не смог достичь Гор?
Гор слаб. Гор — глупец.
Эти слова обрушились на него, словно удар. У них не было источника, однако Аксиманд знал, что они раздались из-за черных врат. Вошли ему точно в середину черепа, как кинжал палача.
Он моргнул и увидел давно минувшее, или грядущее: мир, ставший гулкой безлюдной пустошью. Он представил смерть. В одиночестве, далеко от всего, что когда-то было ему дорого, смерть вместе с лежащим у ног бывшим братом, из чьих страшных ран на прах безымянной скалы текла кровь.
