Глава 4
Стеклянный правитель
Ведомый фортуной в той же мере, что и быстрыми рефлексами, Пестрый вывалился в Паутину и рухнул неопрятной, но, к счастью, невредимой кучей. Он не сомневался, что попал именно в нее (что само по себе было облегчением): странная атмосфера, ощущение нереальности, чувство, как будто тонкие стены вокруг неплотно растянуты поверх бесконечности, и если заглянуть за одну из них, то можно увидеть всю вселенную, распростертую перед тобой. Пестрый поднялся и тщательно отряхнул свою одежду, несмотря на то, что здесь не было ни пыли, ни грязи, ни вообще чего-либо столь же грубого и материального. Туннель Паутины, в котором он находился, состоял из всеохватной неясной белизны, которая как будто ускользала из виду, когда на нее смотрели прямо.
Только когда Пестрый начал идти по нему, стало видно широкий, почти круглый туннель, тихо волнующийся под ногами. Позади не осталось никаких признаков тайных врат Крайллаха. Чистая белизна перед ним тянулась вдаль и исчезала в какой-то бесконечно удаленной невидимой точке. Ничто не пятнало ее, кроме резкого черного силуэта, который колебался и подскакивал где-то посередине. Высотой он был всего в палец и быстро скрывался из виду. Пестрый тут же помчался за ним.
Расстояние оказалось обманчивым, и Пестрый вскоре догнал Морра, который удалялся широкими шагами, закинув клэйв на плечо. Когда арлекин приблизился, тот как будто слегка опустил плечи и прибавил шагу.
— Не бойся, Морр, твой верный товарищ невредим и снова готов сопутствовать тебе в странствиях, — с живостью сообщил Пестрый, двигаясь рядом легкой трусцой. Слова в Паутине казались необычно плоскими и глухими, как будто этот незначительный шум рассеивался в ее огромном просторе. Глубоко в горле Морра послышалось рычание, гортанный звук, которому удалось не затеряться в тумане.
— Так значит, корабельный туннель? — продолжал беседовать Пестрый. — Твой архонт был невероятно предусмотрителен. Могу ли я предположить, что он спрятал здесь и корабль? Не возражаю против пеших прогулок, но время…
— …жизненно важно. Это ты уже говорил, — мрачно отозвался Морр. — Повторение одних и тех же клише не расположит меня к тебе. Нет такого корабля, который мог бы отправиться туда, куда нам нужно.
— Хм, это довольно правдиво — хотя я даже не знаю, как выразить свое восхищение тем, что ты снова сказал «мы».
— Я уже привык считать бремя твоего присутствия частью своего наказания.
— И это тоже довольно правдиво, хотя и несколько отдает самобичеванием, но, я думаю, в том что касается причины и следствия, ты прав.
Морр резко остановился и повернулся лицом к Пестрому, сдернув клэйв с плеча легким отработанным движением.
— Так ты признаешь, что пришел лишь для того, чтобы покарать меня? — в вопросе инкуба не было никаких эмоций, это была мертвая фраза, которая повисла в воздухе между ними. Пестрый скорбно заломил руки и ловко отступил назад, где его не мог достать меч.
— Нет! Нет! Совершенно не так. Я пришел помочь тебе, Морр. Это ведь ты попросил о помощи, чтобы справиться с твоим архонтом и его кабалом, и это меня послали помочь!
Клэйв слегка приподнялся, движение было менее заметно, чем подрагивание крылышка насекомого, но Пестрый сразу его увидел. Он был более чем уверен, что сможет избежать любых атак Морра, если дойдет до боя, но инкуб уже показал, что удивительно быстр и умело владеет огромным двухметровым клинком, чью смертоносность сложно было переоценить. Пестрый еще раз шагнул назад, просто чтобы чувствовать себя безопаснее, и продолжил говорить.
— Подумай, Морр! Без моей помощи скверна распространилась бы дальше, другие кабалы пали бы под ее воздействием, кто знает, что могло бы случиться! Твой архонт уже был потерян, мертв, ты вел себя с ним, как с живым, только потому, что хотел… хотел…
— Сохранить о нем память, — тихо закончил Морр. — О том, каким он был, а не каким стал.
— Да, да, и ты поступил правильно, неважно, что скажут иерархи, когда — если — мы достигнем храма Архры. Крайллах уже погиб, ты только убил тварь, поселившуюся в его трупе…
При воспоминании клэйв Морра дернулся, и Пестрый решил, что смерть Крайллаха — скверная тема, которую лучше не развивать.
— Подумай… — Пестрый облизал губы и придал своему лицу самое убедительное выражение. — Ты должен увидеть большее, не только эти непосредственные последствия, и вспомнить, что сама Комморра теперь под угрозой!
Клэйв инкуба снова медленно опустился. Про себя Пестрый отметил, что надо извлечь как можно больше из его чувства долга. Безликий шлем повернулся к Пестрому, как будто Морр увидел его впервые. Арлекин продолжал говорить, и слова истекали из него, словно стремительный чистый ручей.
— Город нуждается в твоей помощи, Морр! Разобщение само по себе никогда не заканчивается, о нет. Это было бы слишком просто! Разобщение можно прервать, только найдя его первопричину и сделав с ней…
— Не пытайся меня учить, — перебил Морр. — Может, ты и путешествовал по Паутине дольше многих, но она принадлежит Комморре. Так было всегда и будет вечно. Эти вещи нам известны.
— Не сомневаюсь, что архонты будут чесать в затылке и озираться в поисках того, кого можно обвинить, или что Вект устроит одну из тех ужасных публичных демонстраций, которые он так любит. Ничто из этого ничего не изменит, разве ты не видишь? Разобщение будет продолжаться, пока не найден истинный источник разрушения, а его они найти не смогут.
Морр просто глядел на него, не двигаясь, и все его мысли были скрыты под темной броней. Он положил клэйв на покрытую дымкой белую поверхность. Пестрый закрыл рот, понимая, что и так уже сказал слишком много. Великан-инкуб не собирался так легко отпускать его. Прошли долгие секунды, прежде чем Морр заговорил снова, и когда он это сделал, единственное слово, которое вырвалось из голосовой решетки его шлема, было пронизано угрозой.
— Почему?
Первое сотрясение Разобщения бросило Иллитиана на пол, и от удара он издал мучительный вопль: кожа растрескалась, осколки стекла врезались в живую плоть. Это оказался лишь один из многочисленных толчков, от которых туннель подпрыгивал и корчился, как напуганное животное. Архонт не мог ничего поделать, кроме как бесполезно хвататься за камни и пытаться кричать среди содрогающихся корней мира.
Казалось, минула бесконечность, прежде чем яростные судороги Разобщения притихли и перешли в нечастую дрожь. Иллитиан лежал там же, где упал, и больше не мог сдвинуться с места. Его конечности теперь были слишком неподатливыми и тяжелыми, чтобы шевелиться. Один глаз полностью ослеп, второй был затемнен слоем стекла, расползающимся поверх него. Несмотря на все увечья, Иллитиан чувствовал, что Разобщение далеко от завершения. Воздух пронизывало ощущение неправильности и перемен, столь же очевидное и опасное, как сернистые испарения вулкана. Периодически по слоям основания пробегали ударные волны, то ли от того, что в других преградах города образовывались бреши, то ли от падения невообразимо огромных обломков весом в мегатонны, обрушившихся от тряски с башен Верхней Комморры.
