— Ты… Ты имеешь в виду, что я…?
— Ты страдаешь, брат. Прошу, выпей ещё немного.
Космодесантник вновь поднес чашку к губам Калеба. Беспомощный, как грудной ребенок, лейтенант подчинился и выпил столько, сколько счел нужным божественный воин.
Пребывая в глубоком замешательстве, Калеб попытался затем отыскать хоть что-то знакомое в снаряжении космодесантника. Силовая броня гиганта выглядела гладкой, как слоновая кость, её покрывали печати чистоты и свитки благочестия, а вот символ ордена на наплечнике оказался неизвестен лейтенанту. Это был красный крест, но каждый из лучей его словно раздваивался от середины, так, что в целом фигура больше напоминала четыре направленных к центру и касающихся остриями наконечника для стрел.
— Где я? — спросил Калеб. — Знаю, космодесантники сражались на моем участке фронта, но их перебросили куда-то. Никогда раньше не видел воинов из вашего ордена. Я не…
Лейтенант прижал ладонь к виску, ощутив прострел боли, и буквально тут же его рука безвольно упала на постель, а голова откинулась на твердую подушку. Мысли начали путаться.
— Не могу… Не могу вспомнить… — пробормотал Калеб.
— Мое имя Рафил, из ордена Госпитальеров. Я поклялся честью посвятить себя заботам о павших слугах Императора.
Лейтенант пытался ещё что-то прошептать, но уже не мог. Онемение дошло до губ и поднималось выше. Где-то в глубине души он ощущал страх, пытающийся вырваться наружу, но не находящий выхода. Доносящийся снаружи грохот сражения усилился, судя по отдельным звукам, дело дошло до рукопашной. Странно, но Калебу все это казалось каким-то далеким и неинтересным, словно разговоры взрослых ребенку, с головой закутавшемуся в одеяло.
Санитары всё так же спокойно обходили раненых, отключая генераторы, питающие оборудование поддержания жизни, вынимая катетеры из вен, отсоединяя капельницы. Тихий гул, которого Калеб раньше даже не замечал, постепенно стихал, пока не остался только отдаленный шум боя. Смолкли стоны умирающих. Не было больше слёз.
— Защищай паломников Императора до последнего, — произнес нараспев Госпитальер, пока санитары откладывали в сторону медицинские инструменты и брали орудия войны. Один из них раздавал лазганы, другой — батареи питания. Санитары заряжали оружие, устанавливали мощность выстрела на максимум и переводили отсекатели огня на стрельбу одиночными. Затем они вновь разошлись по убежищу, вставая напротив постелей умирающих.
Калеб хотел закричать, но всё, что ему удалось — вытолкнуть пузырек воздуха сквозь онемевшие губы. Санитары прицелились и выстрелили в головы раненым, точно между глаз. Испытывая ужас, странно искаженный под действием анестетика, Калеб тихо застонал, и космодесантник отошел от его постели, доставая болт-пистолет. На краях пластековой чашки, оставленной им на столике у изголовья лейтенанта, виднелся темно-серый налет.
— Спи, и да пребудет Император в твоих снах, брат. Незачем людям Империума гибнуть от рук еретиков, когда рядом есть Госпитальер, готовый отдать им последний долг.
Муссонные дожди в этом году пошли рано, как будто сама планета накинула вуаль на свое обезображенное лицо. Даже скорчившись в бункере, мальчик и его отец слышали их шум, грозовой и всепроникающий. Однако в сравнении с тем, что было раньше, даже рев грозы казался почти тишиной.
— Он прекратился, — сказал мальчик, — весь этот грохот. Может, они ушли.
Мужчина сжал плечо сына, но ничего не ответил. У него было сухое, морщинистое лицо фермера — постаревшее прежде времени, однако жесткое, как стальная проволока. И взрослый, и мальчик похудели и осунулись, словно не видели воды и пищи уже много дней. Отец провел языком по растрескавшимся губам, прислушиваясь к звукам дождя, а затем взглянул на мигающее табло на панели коммуникатора.
— Скоро утро. Когда рассветет, я погляжу, что творится снаружи.
Мальчик крепче вцепился в него.
— Папа!
— Все будет в порядке. Чтобы выжить, нам нужна вода. Думаю, они ушли, сынок.
Он взъерошил сыну волосы.
— Что бы это ни было, оно уже позади.
— Может, они выжидают.
— Нам нужна вода. Все будет в порядке, вот увидишь.
— Я пойду с тобой.
Мужчина с секунду колебался, а затем кивнул:
— Ладно. Что бы там ни оказалось, встретим это вместе.
Летний рассвет в северном полушарии планеты наступил рано. Когда мужчина уперся плечом в дверь бункера, прошло не больше пары часов с их разговора. Тяжелая дверь из стали и пластобетона обычно легко и бесшумно поворачивалась на петлях, но сейчас ему пришлось бороться за каждый сантиметр. Когда щель расширилась настолько, что можно было просунуть руку, мужчина остановился и принюхался.
— Доставай респираторы, — крикнул он сыну. — Быстро!
Отец и сын натянули громоздкие маски, и их и без того тесный мирок стал еще меньше и мрачнее. Оба тяжело дышали. Взрослый закашлялся, с трудом втягивая воздух.
— Там какой-то газ, химическая дрянь — но он тяжелее воздуха. Просочился вниз по лестнице и скопился здесь. Нам надо подняться.
Он оглядел бункер: старые одеяла, тусклые лампы, работающие от садящихся батарей, и бесполезный коммуникатор. Сквозь приоткрытую дверь сочился белый туман, густой, как молоко, а с ним проникала и журчащая дождевая вода.
— Это место больше небезопасно, — сказал отец. — Нам надо выбираться прямо сейчас, или мы умрем здесь.
Они оба навалились на дверь. Петли сердито заскрипели, и наконец в проеме показался бледный, льющийся сверху свет.
— Что ж, дома у нас больше нет, — спокойно констатировал взрослый.
Они принялись карабкаться по мокрым грудам мусора, перегородившим лестничный пролет, пока не добрались до верхней площадки.
Мужчина и мальчик оказались среди развалин. Две стены, сложенные из прочного местного камня, уцелели — но это было все. Остальное превратилось в кучи щебенки. Черепица, некогда покрывавшая крышу, валялась повсюду. Под остатками входной двери мальчик заметил свою любимую игрушку — деревянное ружье, которое вырезал для него отец. Ружье было расколото. Дождь пошел слабее, но мальчику все равно приходилось каждые несколько секунд протирать линзы своего респиратора.
— Оставайся здесь, — приказал мужчина.
Он вышел из тени их разрушенного дома. Под его ботинками хрустело и позвякивало битое стекло и пластик, хлюпали лужи. Бледный туман начал оседать. Подул ветер, принеся с собой новую порцию дождя. Вода смывала химический реагент. Поколебавшись, мужчина снял респиратор. Подняв голову, он открыл рот и подставил язык под капли.
