― Входи и становись возле нас, Хоркос, ― прорычал Гзрель, и его доспехи изрыгнули дымные клубы. Остальные уже были в сборе. Ксиатсис и Коттадарон стояли на ступеньку ниже Гзреля, по обе стороны от своего лорда. Рядом с троном также находилась пара чемпионов, которые сжимали в руках цепные клинки, направленные остриями вниз. Марот стоял подле Гзреля, ступенью ниже, чтобы можно было склоняться над массивным подлокотником трона и нашептывать на ухо своему лорду. Ариман был последним и самым низшим в круге Гзреля, поэтому находился дальше всех от лорда.
Гзрель кивнул, всем своим видом выражая удовлетворение и нетерпение. Он собрал всех своих вассалов, дабы показать неизвестному эмиссару силу и величие.
― Остерегайтесь уловок, ― рыкнул Гзрель. ― Этот эмиссар ― колдун.
― И он знал, что мы здесь, ― добавил Марот. ― Это беспокоит меня, мой лорд.
― Они пришли за нами, или встреча всего лишь случайность? ― прохрипел Коттадарон.
― Вы должны узнать ответы, ― сказал Гзрель и махнул когтистой рукой двум воинам Терзания, стоявшим по обе стороны от бронзовых дверей.
Внезапно Ариман ощутил за дверьми присутствие, которое сияло в варпе, будто скованная звезда. Оно обладало формой и структурой, очертаниями, которые были сотворены дисциплинами, знакомыми ему так же, как свои собственные руки.
Стража шагнула к дверям, их движения показались Ариману медленными, словно во сне. Он моргнул…
… ворон, поднимающийся с равнины из праха, красные капли, падающие у него с перьев, крылья поглощают солнечный свет…
Двери начали открываться. Ариман посмотрел на руки, в разуме все еще проплывали образы видения. По телу расползалось неприятное тепло, пощипывая кожу, наполняя рот тошнотой.
«Нет, ― подумал он, и слово отчаянным криком разнеслось в голове. ― Я не тот человек. Я проиграл».
Ему хотелось бежать, но он не мог пошевелиться. Ариман поднял глаза, когда широкие двери распахнулись настежь.
… ворон воспарил на ветру, взирая на него сапфировыми глазами…
В зал вошел человек. На нем был белый, словно высушенная кость, табард, доспехи ― насыщено-красные с серебряной окантовкой. С бронзовой маски под полосатым багрово-белым гребнем взирали сверкающие зеленые глаза. На поясе висел меч. За человеком последовали еще две фигуры. Их доспехи также были красно-серебряные. По корпусам болтганов, которые воины прижимали к грудям, вились спиральные узоры из ляпис-лазури и слоновой кости. Они двигались, будто машины, остановившись в шаге от эмиссара и неподвижно застыв на месте. Ариман услышал тихий шепот, похожий на слова, произнесенные вне пределов слышимости.
По коже пробежался холодок. Ариман знал эти доспехи, мастерство, приложенное для их создания, и символизм, который направлял руку творца. Эмиссар был колдуном Тысячи Сынов, а двое последователей были не живыми воинами, а Рубрикой. Не живые, но лишенные дара смерти, они были оболочками с заключенными внутри призраками. Заметив пустые взгляды их шлемов, Ариман ощутил, как мир перед глазами погружается во тьму…
… Зал исчез, и на секунду он увидел ворона, парящего в горящем небе. Его карканье смехом раздавалось у него в ушах. «Я ― судьба, Ариман. Я ― поворот звезд и смерть времен…»
Ариман затаил дыхание, чтобы очистить разум, и перевел взгляд на троицу. Он чувствовал, как эмиссар мысленно скользит по залу, поочередно проверяя каждый разум. Ариман заставил себя подняться на высшие уровни контроля и сосредоточенности, остудив поверхностные мысли до бессмысленного шума статики. Он ощутил, как его коснулся разум эмиссара, и едва не вскрикнул, увидев лицо друга, которого считал давно мертвым.
«Толбек», ― имя вспыхнуло у него в памяти, и, сконцентрировавшись, он узнал неприметные, характерные особенности его позы и телосложения. Адепт Пиридов давно отринутых традиций Просперо, Толбек одним из первых присоединился к кабалу Аримана. Он сыграл свою роль в создании Рубрики, которая уничтожила их легион, и разделил вместе с ним ссылку. С тех пор Ариман его не видел.
«Он жив, ― со всплеском чувств подумал Ариман. ― Я не один».
Он открыл рот, на языке уже крутились слова приветствия.
«Но зачем он здесь? Как он тут оказался?» ― вопросы походили на острые осколки, и слова замерли сами собой. Ариман моргнул, и видение нахлынуло снова…
… стая воронов кружит вокруг него, их карканье становится все громче и громче…
Ариман попытался сохранить неподвижность, пока его разум кричал. Он тяжело дышал. Видение полоснуло мысли, словно бритва. Он не испытывал ничего подобного со времен изгнания. И это был еще не конец. Ариман чувствовал, как в голове растет давление. Услышал обрывки голосов, перед глазами поплыли туманные образы.
― Я пришел с миром, ― голос Толбека был глубоким и гулким, наполненным властностью, но Ариман чувствовал в нем и презрение. Наверное, Гзрель его также почувствовал, либо заметил отсутствие титула и почтительного поклона. Лорд Терзания напрягся, и клинки когтей щелкнули о подлокотники.
― От кого ты пришел? ― спросил Гзрель.
― Я говорю от имени Братства Праха, ― произнес Толбек, и Ариман взглянул на Марота, увидев, как тот что-то торопливо шепчет на ухо Гзрелю.
― Не знаю такого, ― ответил Гзрель. Ариман лихорадочно думал, перебирая вероятности, воспоминания и страхи. Он вспомнил пылающие глаза Кароза, обрывки видения во время захвата «Дитя Титана». Ариман провел целые жизни смертных людей, скрываясь от того, кем был, не ведая, что стало с братьями. Теперь прошлое настигло его, и он чувствовал исходящую от него угрозу, словно занесенный над головой меч.
«Почему не позволить ему обрушиться? Почему не дать судьбе оборваться здесь и сейчас?» ― подумал Ариман.
«Потому что ты не веришь в судьбу, Ариман», ― раздался голос у него в разуме, и Ариман не мог сказать, принадлежал ли он на самом деле ему.
― Если вы поможете нам в поисках, вас ждет большая награда, ― сказал Толбек.
― Чем ты можешь вознаградить меня? ― Гзрель указал на трон и прислужников.
― То, о чем ты даже помыслить не можешь, ― мягко произнес Тоблек, и Ариман заметил, как при этих словах в глазах Гзреля вспыхнула алчность.
― И что же ты ищешь? ― спросил Гзрель, и Ариман отчетливо понял, что уже знает ответ. Это была не уловка пророчества или выхваченная из варпа истина, но он знал, и правда эта походила на холодную руку, стиснувшую его сердца.
