- Но мы можем заключить сделку, о которой я говорил, - сказал Манаг Исс. - Я тебя не обманывал, господин вор.
- И мое предложение остается в силе, - сказал Олед Алешам.
- Но братство Мотылька поклялось меня убить, - заметил Элрик, которого чуть ли не забавляла эта ситуация. - А вы не можете защитить меня от них. И вообще, насколько я понимаю, не можете ничего иного, как только помогать им против меня.
Манаг Исс попытался отъехать от наемных убийц в черном, но те были исполнены решимости держаться в безопасности - в рядах своих собратьев.
Тогда Олед Алешам шепнул что-то вожаку Желтой секты, отчего тот задумался. Он кивнул и сделал знак оставшимся членам братства Мотылька. Несколько мгновений они совещались, потом Манаг Исс поднял взгляд и сказал Элрику:
- Господин вор, мы нашли выход, который позволит тебе ехать дальше с миром, а нам - вернуться в Кварцхасаат с честью. Если мы теперь покинем тебя, ты не будешь преследовать нас?
- Если вы дадите мне слово, что не позволите этим «мотылькам» напасть на меня еще раз. - Элрик уже немного успокоился. Он положил поющий меч себе на руку.
- Уберите мечи, братья! - крикнул Олед Алешам, и «мотыльки» сразу же подчинились.
После этого вложил свой меч в ножны и Элрик. Теперь он был полон нечестивой энергии, полученной им из тех, кто искал его смерти, и он испытал прилив восторженных чувств, свойственных его расе, все высокомерие и силу своей древней крови. Он рассмеялся в лицо своим врагам.
- Теперь вы знаете, кого собирались убить, господа? Олед Алешам ухмыльнулся.
- Теперь я начинаю догадываться относительно твоих истинных корней, господин вор. Я слышал, что когда-то такие же мечи принадлежали повелителям Сияющей империи. Но это было во времена незапамятные. Доисторические. Я слышал, что эти мечи живые и что они ваши союзники. Ты похож на наших давно погибших врагов. Значит ли это, что Мелнибонэ не погибло в морской пучине?
- Я предоставлю тебе самому поразмыслить над этим, господин Олед Алешам. - Элрик подозревал, что они замыслили какую-то пакость, но ему было чуть ли не все равно. - Если бы ваш народ меньше предавался пустому мифотворчеству на свой счет и пытался больше узнать о мире, то, я думаю, шансы вашего города выжить увеличились бы. А пока этот город гибнет в трясине собственных вымыслов. Легенды, которые дают народу пищу для чувства гордости и сотворения истории, в конечном счете загнивают. Если Мелнибонэ погибнет в морской пучине, то точно так же, как сейчас гибнет Кварцхасаат…
- Нас не интересует философия, - сказал Манаг Исс, не скрывая злости. - Мы не спрашиваем тех, кто подряжает нас, об их мотивах. Так написано в наших хартиях.
- А потому вы беспрекословно подчиняетесь этому! - Элрик улыбнулся. - Так вы все глубже увязаете в своем упадочничестве и противитесь реальности.
- Езжай, - сказал Олед Алешам. - Не тебе учить нас нравственности, и не нам слушать такие речи. Наша пора ученичества давно закончилась.
Элрик принял этот упрек и направил своего усталого коня к оазису Серебряного Цветка. Он ни разу не повернулся, но чувствовал, что наемники-колдуны о чем-то совещаются. Он начал насвистывать - похищенная энергия врагов наполнила его, и дорога словно сама стелилась под копыта коня. Он думал о Симорил, о своем возвращении в Мелнибонэ; он надеялся, что у себя дома сумеет ввести те изменения, о которых говорил наемникам-колдунам, и таким образом спасти свой народ от вымирания. В этот миг его цель казалась чуть ближе, его мозг работал лучше, чем когда-либо за несколько последних месяцев.
Ночь опустилась на пустыню быстро, и так же быстро упала температура - альбинос затрясся от холода, и настроение его ухудшилось. Он спешился, стреножил коня, вытащил из седельных мешков одеяния поплотнее и накинул на себя, готовясь развести костер. Со времени своей встречи с наемниками-колдунами он не прикоснулся к эликсиру, от которого зависела его жизнь. Он начал лучше понимать его природу. Его жажда уменьшилась, хотя он и продолжал чувствовать ее, но теперь Элрик рассчитывал, что сможет и сам освободиться от этой зависимости без необходимости торговаться с господином Гхо.
«Мне нужно только, - сказал он себе, экономно поглощая пищу, которую получил в дорогу, - чтобы на меня хотя бы раз в день нападали члены братства Мотылька…»
С этой мыслью он убрал фиги и хлеб и, завернувшись в теплый плащ, приготовился спать.
Сны его были торжественные и привычные. Он находился в Имррире, Грезящем городе, полулежал на Рубиновом троне, созерцая придворных, а рядом с ним сидела Симорил. Но это были не те придворные, что представали перед императорами Мелнибонэ на протяжении тысяч лет их правления. Перед Элриком находился двор, состоявший из мужчин и женщин всех народов, из каждого из Молодых королевств, из Элвера и Неведомого Востока, из Фума, даже из Кварцхасаата. Здесь обменивались знаниями и идеями, а также всевозможными товарами. Это был двор, энергия которого направлялась не на поддержание существующего порядка вещей, а на восприятие новых идей и на живое человеческое общение; это был двор, который приветствовал новое, считая его не угрозой своему существованию, а необходимостью для своего дальнейшего процветания; богатства этого двора направлялись на эксперименты в науках и искусствах, на поддержку нуждающихся, на помощь мыслителям и писателям. Яркость Сияющей империи теперь имела своим источником не газы, образующиеся при разложении, а свет разума и доброй воли.
Такой сон приснился Элрику - на этот раз более связный, чем когда-либо прежде. Это был его сон, и ради этого он отправился путешествовать по миру, отказался от власти, принадлежавшей ему по праву, рисковал своей жизнью, своим разумом, своей любовью и всем остальным, что было для него ценно. Потому что Элрик считал: не стоить жить, если ты не рискуешь жизнью в поисках знаний и справедливости. Поэтому-то соотечественники и боялись его. Справедливости, считал он, можно добиться не понуканием, а опытом. Ты должен узнать, что такое страдание и бессилие - хотя бы в какой-то степени, - и только тогда ты сможешь в полной мере оценить их влияние. Если хочешь добиться истинной справедливости, то должен отказаться от власти. Но это не укладывалось в имперскую логику - это укладывалось в логику того, кто по-настоящему любит мир и хочет, чтобы настал век, в котором все смогут жить достойно и уважать себя.
- Ах, Элрик, - сказал Йиркун, змеей выползая из-за Рубинового трона, - ты враг своего собственного народа, враг его богов, враг всего, чему я поклоняюсь. Поэтому ты должен быть уничтожен, а я - завладеть всем, чем владеешь ты. Всем…
На этом Элрик проснулся. Его прошиб пот. Он потянулся к мечу. Йиркун приснился ему в образе змеи, и теперь он мог поклясться, что услышал какое-то шуршание неподалеку в песке. Учуял это и его конь - он заржал, заволновался. Элрик поднялся. Плащ, которым он укрывался, упал с него. Из ноздрей лошади валил пар. Светила луна, заливавшая пустыню синеватым светом.
