У плеча принца стоял Фердайл с лицом Могвида. Елена уже знала о их странной трансформации: оба делили одно тело на двоих. «Парочка» причиняла ей беспокойство. Из-под янтарного блеска глаз ей всегда чудился другой взгляд. Но они оба доказали свою преданность. Они были ранены, как и многие другие; Елена сделает все возможное, чтобы исцелить их. Взамен она получит в свое распоряжение их способности к трансформации.
Пройдя по тропе, Елена остановилась рядом с Эррилом. Она погладила его тыльной стороной ладони, их пальцы инстинктивно встретились и сплелись. Эррил сжал ее руку. Во время долгого пути они решили не форсировать свои отношения, развивая их шаг за шагом. Они не делили постель, лишь изредка встречаясь наедине. Пока этого было достаточно.
— Ты опоздала, жена, — тихо поддразнил он.
— У тебя нет нижних юбок и затейливых платьев, которым приходится уделять время, муж. — Елена спрятала улыбку, отбрасывая с лица воображаемую прядь волос.
Эррил кивнул на темный угол двора. Фигура, сидящая на скамейке, смотрела прямо на них.
— Приятно видеть, что Джоах оставил свои книги и свитки хоть ненадолго.
Улыбка Елены потухла. Среди всех вернувшихся из разрозненных земель Аласии Джоах больше других подвергся изменениям — не просто состарился внешне, но как-то незаметно испортился. Елена слышала историю о смерти Кеслы от Сайвин. Сердце ее брата несло глубокую рану. По возвращении Джоах обрадовался, увидев свою сестру живой и невредимой, но потом ушел в себя, заперся в библиотеке замка, изучая древние тексты заклятий, которые могли бы излечить его. Иногда по ночам он практиковался в тайной магии на учебном дворе.
Эррил нахмурился.
— Лучше бы он оставил этот проклятый посох в своей комнате. Он не должен быть здесь.
Елена согласилась. От одного вида палки у нее сводило живот: ее окаменелая поверхность имела серый, трупный цвет, а крошечные зеленые кристаллы напоминали ей гноящиеся раны. Это было грязное орудие, лучше бы Джоах уничтожил его. Но она понимала одержимость своего брата: посох украл у него молодость, он же являлся ключом к ее возвращению.
Эррил вздохнул и посмотрел перед собой.
— Посох, состарившийся юноша, даже обрубок руки, — будто он сам становится темным магом, которого так презирает.
Несмотря на теплый день, Елена задрожала.
Эррил посмотрел на нее.
— Прости. Это радостный момент, не будем омрачать его грустными мыслями. — Он притянул ее к себе. — Такие дела могут и подождать.
Елена прильнула к нему.
— Где же Нилан? Я думала, что приду самая последняя.
Эррил выпрямился.
— Мы ждали тебя. — Он поднял руку, подавая знак Касту, стоящему вместе с Сайвин в нескольких шагах от него.
Кровавый Всадник поднял рог и сделан длинный гудок. Это был ясный, ликующий звук, эхом отозвавшийся на море и прогнавший всю грусть из сердца Елены.
Поднявшись на цыпочках, она вытянула шею, чтобы лучше видеть.
Небольшие западные ворота двора внезапно распахнулись. В них возник Толчук, ведя миниатюрную Нилан под руку.
Огр широко улыбался. Это было его последним делом перед возвращением в родные горы. Он должен вернуть Сердце своего народа и получить наставления Триады. Оставалось решить еще одну загадку: странную связь между каменным сердцем и эбонитом. Оба кристалла — один светлый, другой темный — были добыты из одного рудника. Между ними была какая-то темная связь, которую осознавали даже духи Кровавого Дневника. Толчук надеялся, что старейшины его народа помогут разгадать древнюю загадку.
Но даже эта тайна могла подождать. Сегодня Толчук удостоился чести вести Нилан — великан, ведущий ребенка.
Нилан ступила на щебневую тропу; ее шелковое платье развевалось под бризом при каждом шаге, будто лепестки, подхваченные ветром.
Толчук вел Нилан, а она — другую фигуру: рядом с ней шел ребенок. Мальчику на вид было не больше трех лет, но Елена знала, что возраст нимфаи не соответствует человеческому. Пока его семя в ожидании крепилось к животу, он выглядел как младенец. Но луну назад, когда Нилан ступила на берег Алоа Глен, ребенок отбросил семя. С этого момента он начал стремительно расти, превратившись из младенца в топающего малыша за одну луну.
Нилан приняла отбрасывание семени за знак надежды и решилась на соответствующий поступок.
Нилан провела ребенка в круг зрителей. Она заняла свое место в кругу и дала знак мальчику пройди вперед.
— Давай, Родрико, ты знаешь, что нужно делать.
Тот взглянул в лицо нимфаи. У него были те же фиолетовые глаза, как у Нилан, и волосы того же медового оттенка.
— Да, мама. — Он отцепился от ее руки и осторожно прошел в центр круга.
Мальчик оглядел всех собравшихся и прикусил нижнюю губу, робея перед множеством лиц, смотрящих на него. Не дрогнув, он прошел каменную дорожку до конца и остановился перед свежевскопанной землей. Одновременно с восстановительными работами во внутреннем дворе были вырыты поврежденные корни старой коаконы, а само место завалено чистой землей. Садовники ничего не посадили здесь, будто догадываясь, что в этом особенном месте должно расти лишь одно дерево.
Другая коакона.
Маленький Родрико, названный в честь опекуна дерева Нилан, сошел с дорожки на мягкую почву, сжимая в руке большое семя. Это было семя, из которого он родился и которое собирался вернуть в землю.
Он опустился на колени, отложив в сторону семя, и начал копать яму. Когда ее глубина достала до локтей, ребенок выпрямился и поднял семя. Он взглянул через плечо на Нилан, которая гордо улыбалась, следя за его стараниями. Она слегка кивнула ему.
Ребенок бросил семя в яму и медленно забросал его пригоршнями земли. Елена слышала, как он сопел: мальчик долго был связан со своим семенем и не хотел расставаться с ним.
Закончив работу, ребенок поднялся на ноги и посмотрел на свои труды.
Нилан мягко подтолкнула его:
— Давай, Родрико. Попробуй.
Ребенок повернулся к матери, из его глаз текли слезы.
— Давай, любимый.
Тот кивнул и, развернувшись, поднял руку над свежевыкопанной ямой.
Елена затаила дыхание, как и все остальные. Нилан молитвенно сцепила руки. Первая коакона погибла, когда ее корни погрузились в соленую воду при затоплении острова. Эррил предупреждал, что земля не подходила для высаживания новой коаконы. Но Нилан была уверена, что отбрасывание семени на этом берегу являлось знаком.
— У моего народа никогда не рождались мальчики, — объяснила нимфаи. — Мальчик — это что-то особенное, поэтому и дерево должно быть уникальным. Может быть, оно прорастет там, где не проросло бы ни одно другое.
