– Нет, я понимаю…
Что понимал Сфенел, осталось невыясненным. Камень, пущенный Кефалом, отбил у глиняного Цербера все три башки, и, пролетев дальше обычного, срикошетил от стены. Никто еще не понял, что произошло, а Персей уже взмахнул рукой перед спящей внучкой. Раздался стук, словно от трещотки. Злополучный камень врезался в крышу портика и, упав вниз, лягушкой проскакал к ногам Амфитриона.
– Старею, – бросил Персей в мертвой тишине. – Жаль.
Он лизнул ссадину на тыльной стороне ладони, повернулся и ушел в мегарон.
– Боги…
Представив, что могло бы сейчас случиться, Кефал побелел. Руки юноши упали, свободный конец пращи волочился по земле. Праздник кончился. Зрители торопились разойтись, как если бы стали свидетелями преступления. Женщины бегом вернулись в гинекей. Лисидика на ходу что-то объясняла дочери. Прах, оставшийся от разбитых свистулек, наполнил скорбью мальчишечьи сердца. Никто и не помнил, с какой радостью подставлял сокровища под «желуди» пращника. Восторг сменился чувством потери, прогнавшим детвору прочь. Амфитрион и не заметил, как остался один подле испуганного Кефала. Вряд ли мальчик осознавал, что гость нуждается в поддержке. Но бросить низверженного кумира он не мог.
– Что он имел в виду? – спросил Кефал.
– Кто?
– Твой дед. Он сказал: «Старею». Если так стареют…
– Он говорил не про твой камень. И не про свою ссадину.
Мальчик обернулся и увидел отца. Хромой Алкей сидел на своем вечном табурете, приветливо улыбаясь. В пальцах старший сын Персея вертел… О да, глаза не подвели Амфитриона. Отец держал свистульку – циклопа, такого же, какой погиб от пращи Кефала.
– Раньше гостеприимство не остановило бы Убийцу Горгоны, – Алкей щелкнул циклопа по лбу. – Раньше он взял бы смазливого хвастуна, превратившего двор в стрельбище, за шкирку и избил бы до полусмерти. Уверен, что отец поступил бы так. А теперь… Сами видите. Стареет, кто б сомневался…
– Где все?
Солнце, сверкая над стеной, резало глаза лучами-лезвиями. Шагнув во двор, залитый светом, Амфитрион отчаянно заморгал. Когда зрение вернулось, он отметил, что во дворе непривычно пусто. Лишь дурачок-Тритон сидел на колоде для рубки мяса – словно ждал Кефала с его пращой. В ручище Тритон держал баранью ногу, обглоданную на треть.
– Где все, спрашиваю?
– Увы-ва-вы…
– Чего?!
Тритон глотнул, дернув кадыком.
– Убежали.
С минуту Амфитрион переваривал новость. Тритон же, ухмыляясь, переваривал баранину. Наконец мальчик вспомнил: сегодня день Крона! [42] В палестру идти не надо. То-то он заспался… А приятели, небось, подорвались с зарей – и на море.
– Тритон, айда купаться!
– Айда, – согласился Тритон.
– И я с вами, – у колоды объявился зевающий Кефал. – Далеко идти?
Вид у юноши был утомленный. В кудрях застряли сухие соломинки. Свадебный сговор в Афинах не помешал Кефалу провести бурную ночь в Тиринфе – вчера многие девицы ласкали гостя красноречивыми взглядами.
«Такова, – отметил Амфитрион, – суровая доля красавчиков.»
– Близко! – заверил он. – Десять стадий [43], не больше.
– Хорошее дело, – Кефал с ленцой потянулся. – Так чего мы ждем?
– За мной!
Амфитрион припустил к воротам. Кефал мигом догнал его, но вперед вырываться не стал – хотя, пожалуй, мог бы. Позади топал и пыхтел Тритон. Выбравшись из крепости, они остановились, поджидая тирренца.
– Вон тропа, – указал мальчик Тритону. – Не потеряйся…
И рванул вперед, сопровождаемый легконогим Кефалом. Замелькали склоны холмов, поросшие миртом и вереском. Золотые стрелы Гелиоса пронзали сплетения ветвей, превращая дорогу в пятнистую шкуру леопарда. Пыль из-под босых пяток, пыль из-под крепид Кефала. Воздух напоен запахами смолы и трав, бьет в голову сильней неразбавленного вина. Быстрее! Еще быстрее! На развилке Кефал остановился, поджидая спутника.
– Ты!.. ну ты… даешь!.. – в три приема выдохнул Амфитрион.
– Я в лесу оленя догоняю. На охоте – с семи лет.
– Везет… А Тритон – он с семи лет в море.
«Дедушка Персей, – украдкой вздохнул мальчик, – если и охотится, так на вакханок с сатирами. И меня не берет. Про папу Алкея и разговора нет. Куда ему, с его ногой – на охоту?»
– Бежим?
– Ага!
Море распахнулось перед ними во всю ширь, до горизонта, где водная синь растворялась в бирюзе небес. Плеск, крики, хохот – на берегу веселились два десятка мальчишек из Тиринфа и Навплии. На ходу срывая хитон через голову, Амфитрион с разбегу бухнулся в воду, подняв целую тучу брызг. Над головой вспыхнула сияющая радуга. Он вынырнул, отфыркиваясь, и поплыл, старательно загребая руками. Неподалеку в воду без всплеска скользнула могучая туша – и пошла, пошла, стремглав помчалась на глубину, оставляя за собой пенный след.
– Ух ты!
– Ничего себе…
– Тритон! Это Тритон!
– У него ж мамка – нереида. Будь у меня такая мамка…
– А ты говорил – врет! А он не врет!
– Правильно он тебе в ухо дал…
– Трито-о-он! Верни-и-ись!
– Ну ты дельфин!
– Это брательник мой, Палемон – дельфин. Пасет их, клювастых…
Тритон был смущен. Он не привык к восторгам окружающих.
– Научишь?
– Ну, я это…
«Не научит, – вздохнул Амфитрион. – Таким родиться надо…»
Вдвоем с Кефалом они уселись на берегу, в сторонке. Пускали по воде плоскую гальку – «жабка, жабка, поскачи!» – и наблюдали за Тритоновыми ученичками. Те старались изо всех сил, и зря. Тритон брызгал слюной, орал, как резаный, но куда там… В конце концов тирренцу надоело учить. Он нырнул и уселся на дно, вцепившись в скользкий валун. Сквозь прозрачную толщу воды Тритон был точь-в-точь свой божественный тезка – только без хвоста. Сидел враскоряку, пучил глаза; иногда пускал пузыри. Блики солнца играли на коже Тритона, превращая ее в радужную чешую.
– Он же утонет! – заволновался Гий.
– Скорей рыбы перетонут!
– Не, ну правда? Может, вытащить?
– Сам вытаскивай…
Нырять за тирренцем Гий не решился. И правильно сделал: Тритон вынырнул без чужой помощи. К тому времени всем уже обрыдло гадать, когда он всплывет. «Левкофея, – вспомнил Амфитрион имя Тритоновой матери. – Не знаю такой богини. Амфитрита, жена Посейдона, Эйдотея-оборотень, Фетида Пеннобедрая; Кето-Пучина, хозяйка чудовищ… Новенькая? Или врет, что богиня? Просто морская нимфа…»
Вдоволь наплескавшись, мальчишки принялись строить крепость из песка. Кефал заскучал: не играть же с детворой? Но пригляделся…
– Эй, тут башня нужна!
– Зачем?
– По врагам стрелять, когда ворота начнут ломать!
– Точно!
– Давай башню!
Облицованная снаружи мокрой галькой, башня вышла на славу.
