— Нечего было цену на бензин задирать до немыслимых высот, монополист хренов, — сердито пробурчал Сидор.
К тому же он совершен не понимал с чего это комендант так взъелся на Голову, что чуть ли не с кулаками набрасывается на того. Потому он перевёл разговор на другое.
— Твоими стараниями, Голова, в свободной продаже в городе нет сырой нефти, а следовательно нет и дешёвого бензина. Так что, жалуйся и благодари за сиденье в темноте самого себя. Покупать же у тебя бензин — проще удавиться. Цен, как в ваших лавках, в природе не существует.
Не жадничал бы, сейчас бы сидел при ярком свете. Книжку бы какую-нибудь читал, умную, — с кривой усмешкой уточнил Сидор. — Может быть и вычитал бы там для себя чего полезного.
Пошли, сиделец, — тяжело вздохнул он, пропуская того вперёд и с натугой закрывая распахнутую настежь створку. — С людьми твоими завтра разбираться будем. А сейчас полночь на дворе.
— Не сидел ты, Сидор, в кутузке, — с глубоким знанием дела, Голова осуждающе покачал головой. — На свободе и дышится легче, и воздух….
— Насчёт воздуха — ты прав, — насмешливо перебил его Сидор. — Только вот койко-место в казармах на вас всех не предусмотрено. Также как и ваше здесь пребывание. А ночевать на голых камнях за стенами. как-то неправильно будет, можно и простыть. Лечи тебя потом, — недовольно проворчал он. — А оно мне надо? Небось, сам-то платить за лечение откажешься, скажешь — кто простудил, тот и лечит.
— Так и помрёшь, не леченный. Знаю я тебя, эконома, — проворчал он.
Переругиваясь в подобном же тоне, они неспеша добрались до жилой комнаты Сидора, и тот, приглашающе широко распахнув дверь, пропустил Голову вперёд.
Поблагодарив коменданта за беспокойство, Сидор распрощался с ним, отпустив отдыхать, и вдвоём с Головой они остались одни.
Недобрый взгляд коменданта, видимо многое Косому сказал, потому как Голова даже не посмотрел тому во след.
Подлив холодной воды в выкипевший уже за время их отсутствия чайник, Сидор поставил его на буржуйку и покопался в тумбочке, стоящей возле печки. Достав с полки завёрнутое в полотенце домашнее печенье, подарок Машки на какой-то местный праздник, как раз припрятанное на подобный нештатный случай, он, устало присел за стол.
— Ну вот мы и одни, можно поговорить, — негромко проговорил Сидор. — Проходи, Голова, присаживайся, — махнул он рукой, указывая на стул, — чего в дверях стоишь, как просватанный, арестант, вечерять будем. Хотя, точнее будет сказать — полуночничать, — устало поправился он.
Тут у нас с Димоном печенюшка всякая на подобный нештатный случай припрятана, гостей неурочных встречать, и запас хорошего чая имеется. В городе такого нет, слишком уж дорог он, зараза. Везти не имело смысла, всё одно — не купят. Так сказать эксклюзив, для особо дорогих гостей. Для себя, то есть.
Ну и для особо редких, дорогих гостей, — покосился он на Голову. — Сейчас мы с тобой чайку попьём, а потом говорить будем. О делах наших скорбных. Похоже, тем для разговора у нас с тобой образовалось немало, — устало зевнув, констатировал он.
Пройдя к стоящему посреди комнаты столу, Голова с тяжёлым вздохом облегчения устало устроился на стуле.
— Ага, — согласно кивнул он. — Если для того чтобы попить вашего с Димоном, как ты его назвал, эксклюзивного, чайку, да за бешеную цену, надо было несколько дней посидеть в сыром, холодном подвале, то в следующий раз я как-нибудь обойдусь без вашего чая, — невесело ухмыльнувшись, уточнил он.
— Не клевещи! Подвал вовсе не сырой, — равнодушно уточнил Сидор. — Разве что холодный. Да и с вентиляцией там не очень. Но он не сырой. Это уж точно.
А не совался бы ты к нам, да не лез бы к коменданту со своим дурацким предложением, сейчас бы сидел у себя дома, распивал бы свои любимые чаи с женой, — с невольно прорезавшимся холодком в голосе выделил он определение "свои". — А то бы и наливочку сладенькую, тобой любимую, ореховую потягивал, — устало проговорил Сидор.
Не пытался бы ты тут командовать, как у себя дома, так никто бы тебя и пальцем не тронул. И я бы не бросал впопыхах все свои дела и не нёсся сюда сломя голову, разбираться и вытаскивать тебя из холодной кутузки.
— Разболтал таки. Вот, зараза языкатая, — раздражённо поморщился Голова. — Не мог промолчать, старый правдолюб.
— О чём? — кольнул его взглядом Сидор. — О том что ты собственных клановщиков вербуешь в стукачи, в противу всех норм и правил? Или о том, что многим в вашем клане такое твоё поведение не понравится, — снова кольнул он Голову взглядом.
— Не понравится? — деланно поднял брови высоко на лбу Голова. — Да всем плевать чем я занят на месте главы клана, лишь бы у них было всё спокойно и их бы ничего не касалось. И не ломался бы устоявшийся порядок вещей.
Это таким, как твой комендант подобные слухи могут навредить, а остальным, которого большинство, всё по барабану. Таких же, как твой комендант, — усмехнулся он, — по пальцам одной руки можно пересчитать. Считанные единицы.
Так что не обольщайся, дорогой ты наш барон, что сумеешь этим меня прижать, — кольнул он невозмутимого Сидора коротким, злым взглядом. — Думаешь, пригрозишь мне разглашением этой истории, и я буду бегать у тебя на коротком поводку?
— Не дождёшься, — негромко, с отчётливым издевательским подтекстом, Голова невесело рассмеялся.
На какое-то время в комнате установилась тишина, нарушаемая лишь едва слышным пофыркиванием чайника на плите, да потрескиванием горящих в печурке дров.
Помолчав, Сидор с невозмутимым видом поднял высоко вверх брови.
— Вербовать самого Голову? — деланно удивился он. — Я что, по твоему мнению, похож на идиота? Вот иметь на него компромат — это было бы неплохо. Но…
— Но иметь компромат и иметь реальную возможность применения компромата — это разные вещи, — отрезал Голова. — Может, в глазах некоторых своих клановщиков я и буду выглядеть не очень хорошо, но только таких будет немного. Основная же масса как раз воспримет такое поведение адекватно. И рассуждать будет совсем просто. На кого главе клана и опираться, если не на своих.
— Так что, дорогой ты наш барон, тире Сидор который Вехтор, — ёрнически усмехнулся он. — Ещё неизвестно, кто и как будет выглядеть в конечном итоге. И кто на самом деле от этого выиграет, а кто проиграет.
— "Вот что так взбесило коменданта, — окончательно понял Сидор то, что подспудно беспокоило его всё это время. — Оглашение этой истории ударит в первую очередь по самому коменданту, а никак не по Голове, который в этой грязной истории окажется не замаранным.
Если и возникнут какие подозрения, то придётся оправдываться коменданту, а никак не Голове. Вот чего он так и взвился-то.
