— А если нет? — прошептала Елена.
Эррил вздохнул:
— Что бы ни случилось, мы встретимся с этим вместе.
Он думал, что его слова утешат ее, но вместо этого она отстранилась. Его сердце пронзила боль.
— Елена, что не так? — прошептал он.
Она просто смотрела на черный пол, безмолвная и одинокая.
* * *
Земля дрожала, а Толчук стоял над бледным худым существом, не зная точно, зачем он пришел. Эта тварь, безусловно, не заслуживала ни жалости, ни милосердия, ни доброты. Глядя на то, что лежало здесь, трудно было предположить, что некогда это было огром. Его позвоночник был искривлен, а ноги напоминали тоненькие веточки. Кости черепа просвечивали через прозрачную кожу.
Однако Толчук опустился на колени и отложил в сторону молот. Глаза, казавшиеся огромными на истощенном лице, следили за ним.
Они смотрели друг на друга — начало и конец рода.
Снова Толчук спросил себя, зачем он здесь. Он был доволен, что, несмотря на общую кровь, сердце у него было другим. Он пристально смотрел на своего предка. Гнев потух в глазах Личука с приближением смерти. Даже самое сильное искажение ничего не смогло бы взять у почти погасшей жизни.
Когтистая рука шевельнулась в направлении Толчука, но она была слишком слаба, чтобы коснуться его.
Хотя в глазах Личука не было мольбы, Толчук взял его руку в свою. Снова… почему? Простое слово. Что он делает здесь?
Но пальцы сжались на его пальцах, плоть коснулась плоти, признавая жизнь в ее последний миг.
Толчук придвинулся ближе. Он не смог утешить своего отца в его смерти, отца, убитого в одной из бессмысленных войн огров. Он вспомнил, как он, ребенок, смотрел на распростертое тело с пронзенной копьем грудью, которое проносили мимо. Но в жизни они были не ближе, чем в смерти. Его отец, ожесточенный потерей своей избранницы и обремененный сыном-полукровкой, бросил Толчука задолго до того, как его пронесли, окровавленного, мимо их очага.
Толчук вздохнул. Теперь он понимал, что привело его сюда. Ему нужно было последнее прощание — не для того чтобы облегчить Личуку уход, но чтобы освободить свое собственное сердце.
Пальцы снова сжали его руку. Должно быть, слабое существо почувствовало боль в его сердце. Шепот слетели с губ. Толчук не знал, что у Личука остались силы, чтобы говорить.
— Я… я никогда не видел своего сына… — слабо выдохнул он.
Толчук вспомнил историю, рассказанную прежде огром. Личук стал отцом, но в день, когда сын должен был родиться, Земля наказала его.
Пальцы сжались со всей оставшейся силой немощного тела:
— Ты должен увидеть своего…
Какой-то толчок прошел по пальцам Толчука, передавшись от пальцев другого огра, поднялся дальше по его руке и устремился к центру его сущности. Ощущение было одновременно ледяным и обжигающим. Оно остановилось внизу его живота, затем растворилось теплом, которое распространилось по его чреслам.
Толчук почувствовал, как что-то исцеляется глубоко внутри него.
Он опустил взгляд на Личука, теперь уже неподвижного, с остекленевшими в смерти глазами. Он удерживал его руку в своей еще немного, зная точно, что все кончено. Последний дар. Личук ушел, передав магию, которая исцелила его, Толчуку.
«Ты должен увидеть своего…»
Толчук понял его поступок. Этот последний дар был попыткой Личука не продлить свой род, а дать Толчуку шанс основать новый — род, начавшийся с акта доброты и прощения. Он опустил тонкую руку на грудь Личука.
— Покойся с миром.
* * *
Елена смотрела на черный пол. Когда задрожала земля, она поняла, что еще не все кончено. Она снова вспомнила предупреждение Сизакофы: «Ты предстанешь перед выбором, поворотным моментом пророчества. Твой выбор либо обречет все на гибель, либо спасет все».
— Что не так? — снова спросил Эррил.
Она покачала головой: она поклялась хранить тайну. Ее судьба — только ее судьба.
— Скажи мне, пожалуйста.
Она повернулась к нему, отозвавшись на боль в его голосе. За бурей в этих серых глазах она видела его любовь, его готовность принести в жертву все, что угодно, но спасти ее. Могла ли она сделать меньшее?
— Пожалуйста… — его голос превратился в сдавленный шепот. Он подошел к ней ближе. Рука поднялась, чтобы прижаться к ее щеке.
Она закрыла глаза, но это не помогло. Его прикосновение обжигало. Она слышала его дыхание, тяжелое от страха. Ее сердце болело. Где-то глубоко внутри нее что-то сломалось. Что за нужда в тайнах теперь? Она открыла глаза и позволила своему страху засветиться в них ярче.
— Эррил…
Ее слова оборвал сильный толчок. Треснула часть потолка. Они оба отпрыгнули, когда каменная плита рухнула на пол. Люди и дварфы разбежались. К счастью, никто не пострадал.
— Что происходит? — спросил Джоах, держа посох наготове.
На этот раз земля не успокоилась. Она продолжала трястись — последовали новые конвульсивные толчки. Новые трещины разбежались по своду потолка и по полу.
— Нам придется уйти, — сказал Эррил, хватая Елену за руку. — Сейчас!
Прозвучал рог, и к ним подбежал Каст. Он кричал, перекрывая грохот:
— Веннар приказывает собираться! Мы готовы идти!
Эррил махнул ему:
— Тогда идите! Выведите всех отсюда! Мы пойдем следом!
И когда Каст умчался, Эррил повернулся к Елене. Он явно почувствовал ее нерешительность и сжал ее пальцы:
— Чо может найти нас на поверхности так же легко, как и здесь.
Джоах стоял поблизости, переминаясь с ноги на ногу:
— Он прав, Ель.
Она перевела взгляд с одного на другого, затем кивнула.
Но прежде чем они успели сделать хоть один шаг, земля вздыбилась под ними, бросив их на ладони и колени. Вокруг раскалывался камень. Неужели они опоздали?
Затем из земли возник серебряный вихрь, словно его вытолкнул очередной толчок. Елена села на пятки, глядя на фигуру, принимающую знакомый облик:
— Чо?
— Нет… это Фила.
Фигура сгорбилась. Ее лицо покрывали морщинки беспокойства, а в глазах металась тень страха. Земля под ними успокоилась, но из глубины продолжал доноситься рокот, словно гром бушевал в самых глубинах мира.
— Чо все еще пытается повлиять на своего брата.
— Что происходит? — спросил Эррил.
Тетушка Фила покачала головой:
— Все обречено. Чи узнает сестру, но он безумен. Я коснулась его разума — это хаос и умопомешательство.
— Почему? — спросил Джоах. — Что произошло с ним?
Губы из лунного камня сурово сжались:
— Эти духи не похожи на нас. Они бродят в Пустоте меж звезд. Но Чи провел свыше пяти веков, пойманный этими проклятыми вратами и измененный. То, что осталось, — это даже не животное, это глубокий гнев, цель которого — испепелить все.
