— Экклезиархи. Думаю, они скрывают что-то от старшего библиария.
Антрос расхохотался. Его глубокий рокочущий смех нарушил покой и тишину: видневшиеся за каждой аркой писцы и схолары на миг отвлеклись от своих занятий и посмотрели на господина, поскольку им нечасто доводилось видеть подобное.
— Вряд ли от него можно утаить хоть что-нибудь, — сказал он. — Признаюсь, мне неведомо, какую игру он затеял с Адептус Министорум, но не сомневаюсь, у кого на руках все козыри.
— Согласна. — Улыбка на миг смягчила угловатое лицо Димитры. Она поклонилась и отвернулась, собираясь уйти, но задержалась. — Господин?
Он кивнул, разрешая обратиться.
Гор покачала головой, словно стыдилась или сомневалась, стоит ли продолжать, но затем собралась с духом и заговорила:
— Меня расспрашивали о вас.
— Расспрашивали? И кто же?
Димитра облизнула узкие губы и осторожно посмотрела через плечо, прежде чем прошептать:
— Слуги приближенного к старшему библиарию.
— У меня нет времени на всякую ерунду, схоласт Гор, — отмахнулся Антрос, ощутив прилив раздражения при невысказанном обвинении учителя.
— Простите меня. — Явно встревоженная, Димитра поклонилась и растворилась среди теней.
Антрос хмуро проводил ее взглядом, покачал головой и огляделся по сторонам, наблюдая, как трудятся его слуги, и наслаждаясь непрекращающимся рабочим процессом. Каждое слово, каждое деяние, которое они записывали для архивов ордена, расширяло границы их понимания. Луций упивался ароматом этого места, запахом чернил и старой бумаги, духом мудрости. Чужаки бы сочли либрариум тихим местечком на задворках крепости-монастыря, но Антрос ощущал значимость работы здесь. Знание было самым мощным оружием, и его поддерживал в превосходном состоянии легион бесстрашных, неутомимых умов.
Даже слова Димитры не смогли испортить ему настроение. За те дни, что минули после встречи с Мефистоном, Антрос унял тревоги и теперь чувствовал растущую уверенность в том, что его готовят к своеобразному повышению. Очевидно, поэтому о нем и расспрашивали. Лексиканий всегда полагал, что ему уготована великая роль, и чем больше он думал об этом, тем сильнее крепла его убежденность, что Властелин Смерти собирался выдвинуть его для назначения на важный пост в одной из боевых рот.
Он прошел обратно через скрипторий и начал подниматься по лестнице, которая длинными ленивыми дугами огибала внешнюю сторону башни, закручиваясь вокруг ее покрытых лишайником скругленных стен, словно вымпел, намотанный ветром на флагшток. Под ним раскинулся либрариум Сагрестия — окутанная тенями масса склепов, колоннад и реликвариев, усеянных таким количеством огоньков, что он чувствовал себя богом, глядящим вниз на далекий небосвод. Он знал, что это лишь кельи писцов и рубрикаторов, но отсюда они казались звездами, а вокруг них подобно кометам кружили механические жаровни, освещавшие путь из одной части либрариума в другую. Всю свою жизнь лексиканий провел под этими далекими круглыми сводами. Он сжал руку на перилах, осознав, сколь близок к исполнению мечты, и представил победы, которые одержит, когда Мефистон отправит его в боевую роту.
Странный звук отвлек его от праздных раздумий. Антрос взглянул вверх, на ступени, ведущие к его личным покоям. Его сантуарио находился на самой вершине башни, и нежданным гостям там были не рады. Но он был уверен, что слышал, как закрывается дверь. Антрос взбежал по ступеням и пришел в ярость, увидев, что дверь приоткрыта.
Луций ворвался в центральный зал и стал озираться в поисках следов кражи или беспорядка. Но все было на месте. На верстаках лежали талисманы и амулеты, которые он неспешно восстанавливал, а также другие эзотерические предметы, унаследованные им от прошлого хозяина Округлой башни: черепа птиц и зверей, детали архаичного оружия, бледные зародыши в стеклянных сосудах, астролябии, планетарии и бесчисленные иные устройства для прорицания и предсказания. Поразительное собрание причудливых вещей громоздилось на книгах и среди них. Были там и заплесневелые оплетенные кожей реликвии, и недавно напечатанные трактаты, на широких страницах которых еще не засохли чернила. Большую часть одной из стен занимало круглое прорицательное стекло; на его маслянисто-черной поверхности не отразилось ничего даже тогда, когда Антрос прошел мимо.
Кругом висели тяжелые гобелены, на первый взгляд неуместные для комнаты астартес, но при ближайшем рассмотрении их предназначение прояснялось: на них изображались небесные карты, полные астрономической и астрологической информации. Галактики и боги кружились в танце, выделяясь на фоне бордовой пряжи сверкающими золотыми нитями.
Это изобилие роскоши и гротеска освещал теплый свет газовой лампы, с тихим шипением парившей на витиеватой антигравитационной платформе из меди в уголке зала. Антрос знал, что все эти реликвии должны были вдохновлять его, но видел лишь клетку. Всю свою жизнь он жаждал возможности послужить Богу-Императору в битве, высвободить гнев, что тлел в душе, и теперь, когда он был так близок, ожидание…
Антрос замер, поняв, что не зажигал лампу.
— Кто здесь? — сказал он тихо. Не было смысла кричать. В сантуарио было лишь несколько небольших комнат.
— Прости меня, — раздался голос за его спиной, — я не хотел тебя встревожить.
По знакомому снисходительному тону Антрос узнал эпистолярия Рацела раньше, чем обернулся к нему. Древний библиарий сидел в темном уголке, скрывшись из виду. Лишь его странные синие глаза мерцали во тьме, отражая огонь лампы. Он подался вперед, и лексиканий увидел, что лицо учителя было необычно враждебным.
— Что произошло на Термин?
— Эпистолярий, — ответил Антрос, ошеломленный сперва нежданной встречей, а затем этим вопросом. Его гнев сразу испарился. — Я передал все боевые доклады архивистам ордена много дней назад.
— А твой личный доклад, неофит? Его ты передал?
На памяти Антроса Радел всегда говорил с холодной снисходительностью, но теперь в голосе слышалась едкая злость.
— Я передал свои наблюдения лорду Мефистону, — ответил Луций, стараясь не выказывать тревоги.
— И что ты в них написал? Что произошло между тобой и старшим библиарием?
Рацел поднялся и направился к Антросу, мрачнея на ходу. Остановился, едва не уткнувшись в Луция длинным орлиным носом.
Антрос покачал головой. Это шло против всего, чему его учили, но он не мог обсуждать произошедшее с Рацелом. Видения, разделенные им с Мефистоном, были не тем, что лексиканий стал бы обсуждать вслух, даже если бы мог. Они были тайной, разделяемой им со старшим библиарием. А затем Луцию пришло в голову, что, возможно, они были тайной даже для Мефистона, и эта мысль против воли заставила его вздрогнуть. Вероятно, Властелин Смерти и сам не ведал всего, что происходит в его разуме.
Рацел пристально смотрел на него; Антрос чувствовал, как сознание ветерана кружит на краю его мыслей.
Антрос был обучен защищать свой разум от подобного небрежного изучения, но неодобрение на лице Рацела проступало лишь отчетливее. Старый библиарий не сомневался, что ученик что-то скрывает от него.
— Могу ли я доверять тебе? — спросил Рацел.
— Мой господин! — вспылил Антрос, рассерженный вопросом. — Я — присягнувший брат…
— Так я могу доверять тебе или нет?! — зарычал эпистолярий, схватив Луция за руку.
Рацел был в доспехах. Антрос — нет. Он ощутил, как стальная хватка сдавливает кости.
— По причинам, для меня немыслимым, старший библиарий намерен доверить тебе информацию. Информацию опаснее, чем что-либо увиденное тобой на Термин. — Он крепче стиснул запястье лексикания. — Если ты хоть кому-нибудь проболтаешься, я непременно узнаю об этом. Будь уверен, я узнаю, Антрос, и оставлю в твоем опустошенном черепе достаточно мозгов, чтобы ты страдал, начиная новую службу в качестве чистильщика выгребных ям.
— Старший библиарий намерен доверить мне свои тайны? — При этом известии недовольство Антроса рассеялось.
