— Прошу… прощения, — тяжело дыша, сказал он. — Мне сообщили… меня вызвали…
— Добрый вечер, Зигмунд. Сожалею, что пришлось оторвать вас от работы.
Рашер переступил с ноги на ногу. Хель смотрела не моргая; доктор чувствовал ее взгляд — словно ледяные иглы вонзились в кожу. По спине пробежали склизкие мурашки.
— Э… — Доктор замялся. — Что-то случилось?
— Возможно, — протянула Хель. Она открыла ящик стола и вытащила тонкую папку: один из отчетов о ходе эксперимента. — Уже три дня нет связи с перевалочной базой.
— Нет связи? — переспросил Рашер. — Опять помехи? Но приборы не фиксировали значимых возмущений…
— Я знаю, — губы начальника станции раздраженно дернулись. — С эфиром все в порядке — мы принимаем сообщения Центральной Базы. Но пропал сигнал от образца девяносто семь. Полагаю, вы имплантировали ему передатчик?
Хель открыла папку и бегло просмотрела несколько страниц. Рашер судорожно сглотнул. Разумеется, это он имплантировал передатчик нефелиму, и Хель прекрасно об этом осведомлена. Ей не нужно читать отчет — на станции не было других специалистов, способных провести подобную операцию.
— Пропал сигнал? — хрипло проговорил доктор. Начальник станции кивнула, уставившись на отпечатанный на машинке текст. Рашер же смотрел на ее руку: длинные пальцы выстукивали по столешнице замысловатый ритм. Доктор узнал скрывавшуюся за ним мелодию — Вагнер, «Полет валькирий». Хель подняла голову, взглянув прямо в глаза доктора. Череп на прозрачной половине ее лица скалился в злобной ухмылке.
— Вам известна причина, по которой подобное могло случиться?
— Я…
— Большие провалы начинались с маленького шага, Зигмунд. Дьявол в деталях. Вы проверили батареи?
— Передатчику батареи не требуются, — поспешил сказать доктор. — Он работает от естественного тепла организма. И отключается только в двух случаях. Во-первых, если его удалить из тела. Но маячок был имплантирован под черепную коробку. Не думаю, что наш красавец способен сделать себе трепанацию…
Рашер коротко хохотнул, надеясь немного разрядить обстановку. А то ему уже мерещились искры, вспыхивающие в воздухе. Но под взглядом Хель заискивающая улыбка мигом скисла.
— А вторая причина?
— Если организм перестал вырабатывать тепло. — Доктор прикусил язык. Говорить о тепле в присутствии начальника станции ему показалось глупым. Слишком хорошо он помнил ледяную статую, в которую Хель превратила одного из своих нефелимов.
— То есть если он мертв, — сказала Хель.
— Э… Да.
Хель повернулась к окну. Доктор проследил за ее взглядом. Ему померещилось, что в стекло таращится чудовищный великан с пустыми глазами размером с тарелку. Лицо, слепленное из снежных хлопьев, перекосило, пасть широко распахнута… Рашер замотал головой, прогоняя наваждение.
— Помнится, вы говорили, что хотели принять участие в экспедиции по сбору материала. Вырваться из ледяной дыры хотя бы на несколько дней — так, кажется?
Доктор дернулся и повернулся к начальнику станции. Ей он ничего подобного не говорил. Но не стоит забывать, что на станции у Хель уши везде и всюду. Любое, даже случайно оброненное слово незамедлительно становится ей известно.
— Я? — Он поправил ворот рубашки, ставший нестерпимо тесным. — Да… Понимаете, мне, конечно, здесь нравится, и я доволен работой. И я бесконечно ценю то, что вы для меня сделали, но…
— Но вы чувствуете себя пленником, — закончила Хель. — Так и есть. Вы слишком ценный сотрудник, чтобы рисковать вашей жизнью.
Доктор промолчал, не зная, как относиться к словам начальника станции. Похвала это или же, наоборот, угроза? По бесстрастному голосу Хель не поймешь.
Температура в кабинете не превышала десяти градусов. Рашер не представлял, как Хель может работать в таких условиях. Но сейчас, несмотря на холод, его бросило в жар. Доктор чувствовал, как по шее поползла крупная капля пота.
— Однако на этот раз ваше желание исполнится, — сказала Хель. — Мне придется покинуть станцию, а вы составите мне компанию. Боюсь, мне потребуется ваша помощь. Так что займитесь подготовкой экспедиции.
— Разве нам нужен новый материал? — растерялся Рашер. — Сейчас на станции… Начальник станции покачала головой.
— У нас проблемы не с новым материалом. Скорее наоборот.
— Образец девяносто семь! — догадался Рашер.
Хель кивнула.
— В том числе. Хотя я подозреваю, это только вершина айсберга.
Доктор замялся.
— У девяносто седьмого были самые стабильные показатели за последние шесть лет, — сказал он, теребя пуговицу мундира. — Ваша идея использовать в эксперименте детенышей дикарей — гениальна. Не понимаю только, зачем вы его забрали? Я еще не закончил исследования…
— Именно потому, что у него самые стабильные показатели. Требовались полевые испытания, а на станции подобное невозможно.
Доктор кивнул. Ну конечно, полевые испытания… Почему же тогда других нефелимов никогда не вывозили для «полевых испытаний»? Рашер не мог избавиться от ощущения, что Хель чего-то недоговаривает. Но он промолчал. В некоторых вопросах стоит держать язык за зубами. Особенно на станции «Пангея-14».
Здесь доктор чувствовал себя маленькой деталью, шестеренкой внутри огромных часов. А способна ли шестеренка разглядеть весь механизм? Или может лишь стоять на своем месте и крутиться в ту сторону, в которую ее толкают? Хорошо крутиться, пока часовщику не пришло в голову заменить ее другой деталью. Не думать и не задавать лишних вопросов… Вот только Рашеру совсем не нравилось быть игрушкой в чужих руках.
— Интересно, — сказал доктор, — как долго будет продолжаться буря?
— Не важно. Мы вылетаем с утра.
— Но… — Доктор покосился в сторону окна. — А если буран не уляжется? Это слишком опасно.
— Я знаю, — кивнула Хель. — Но я выбираю меньшее зло.
Рашер вздрогнул. Меньшее зло? Что она имеет в виду? Доктор вспомнил, как Хель в одиночку вошла в загон к взбесившемуся нефелиму. Испытывала ли она тогда страх? Доктор поежился. Разумеется, не испытывала: страх — слишком сильное чувство, чтобы Хель могла себе его позволить. Слишком человеческое.
Но сейчас Рашер готов был поклясться, что начальник станции чего-то боится. Конечно, Хель умело скрывала свои чувства. Бесстрастное лицо больше походило на маску. Но в то же время что-то заставило доктора насторожиться. Быть может, едва заметная тревога, промелькнувшая в голосе, или же нездоровый блеск глаз… Рашеру стало не по себе.
Начальник станции встала с кресла и медленным шагом подошла к окну. «Снежные великаны» испуганно отпрянули. Но это была не более чем игра воображения, света и тени. Хель провела пальцем по стеклу, глядя на то, как луч прожектора пробивается сквозь снежные вихри. Мутное пятно желтого света дрожало, расплываясь по краям радужными кругами.
