Циновки здесь оказались более изысканными, чем снаружи: хотя с виду покрытие представлялось соломенным, на ощупь оно было мягким, как шерсть. Его стандартный серо-зеленый цвет не менялся по всему полу, но Шира заметила, что материал сплетается в изящные узоры, по которым слепой, но босой псайкер мог определить, где именно он находится. Стены были покрыты панелями из темной древесины, немного обработанной, чтобы усилить природную шероховатость, сделать её ощутимой при касаниях. По обеим сторонам двери раньше стояли курильницы на высоких и тонких подставках, но теперь они покосились, а жаровни погасли. Впрочем, Кальпурния всё же почувствовала тончайший запах, замысловатое сплетение благовонных ароматов.
След Отранто начинался у дверного прохода. Его суть, кажется, постоянно менялась: в одном месте циновка была расплющена, словно по ней проехал танк, в другом покрытие обуглилось и вспучилось, словно поднятое дыханием раскаленной топки. Чуть впереди настил полностью уцелел, но выцвел, как будто месяц пролежал под беспощадным солнцем. Дальше краски вернулись, но материал растрепался и протерся, как разъеденный чем-то. Деревянные панели над покосившимися кацеями обуглились и частично рассыпались.
Волна ужаса, захлестнувшая Мастера в последние минуты жизни, прокатилась и по его покоям. Представив, что Отранто чувствовал в те мгновения, Шира содрогнулась. Оглядев помещение, она поняла, что ни один из Арбитрес не вступал на путь, оставленный астропатом в циновках. Без всяких предупреждений и указаний, они инстинктивно избегали этих участков пола.
Поморщившись от внезапного спазма в руке, Кальпурния осознала, что до боли сжимает нашейную аквилу между большим и указательным пальцем. Волевым усилием заставив себя отпустить значок, арбитр прошла через внутреннюю дверь в спальню Мастера — место, где он скончался.
Одинокий запыленный люмен, установленный в центре потолочного свода, перегорел в момент смерти Отранто и не был заменен. Вместо него комнату освещали яркие, не дающие теней переносные лампы Арбитрес. Шира осмотрела скудную обстановку, озаренную их сиянием.
Следы в напольном покрытии здесь ограничивались несколькими потертостями, которые мог оставить кто угодно. Постельное белье так и осталось немного скомканным с того момента, как Мастер последний раз спал здесь, если он вообще тут ночевал. Астропат упал в ногах кровати и умер, не коснувшись простыней. Пятна его крови до сих виднелись на полу около постели.
Возле кровати находились шесть маленьких треног — подставок для курильниц и музыкальных шкатулок, прежде тщательно расставленных по какой-то схеме. Сейчас все они были перевернуты и указывали ножками, словно пальцами или стрелками компасов, на место смерти Отранто.
И ничего более. Кальпурния, бывавшая прежде на местах убийств, почувствовала, как спадает напряжение: у неё расслабились плечи и вырвался тихий вздох. Шира не понимала, что именно ожидала увидеть здесь — призрак старого Мастера? Какое-то существо, рожденное из ведьмацкой злобы, вроде тех, что навигаторы замечают среди звезд? Она не знала.
Из спальни вели две двери, по одной с каждой стороны кровати, на одиннадцать и один час, если принять направление на главный вход за шесть часов. Первый проход был темным, второй слабо освещенным; за ними находились смежные комнатки, отмеченные на планах Реде. Кальпурния зашагала к левой двери, заметив по пути, что Даст пошел направо.
За темной аркой перед ней скрывалось помещение для медитаций, даже менее обставленное, чем спальня. Единственным намеком на мебель оказалась маленькая циновка посреди пустого скалобетонного пола. В комнатку попадало достаточно света от дуговых ламп Арбитрес, чтобы Шира смогла разглядеть голые стены и высокий потолок.
Заглянув внутрь, Кальпурния внезапно и лихорадочно выскочила оттуда, хватаясь за рукоять дубинки на поясе. Тут же собравшись, она проигнорировала удивленный взгляд Оровена и шагнула обратно. Когда глаза Ширы привыкли к сумраку, она поняла, что мелькнувший вверху отблеск света — это не чьи-то буркала во тьме, а бледные драгоценные камни. Потолочный свод был украшен имперской аквилой, и геммы подчеркивали очертания её крыльев, а также окружали венцом слепую левую голову.
Кальпурния вздохнула и вернулась в спальню, понимая, что Оровен по-прежнему смотрит на неё. У Ширы возникло предчувствие, что оба надзирателя припомнят ей этот моментальный испуг по возвращении в участок.
Но тут из правой комнатки раздался крик Даста, и Кальпурния мгновенно бросилась туда с дубинкой в руке. Пробежав мимо Оровена, она ворвалась в помещение, где ведущий каратель уже целился из дробовика в седовласую женщину, облаченную в мантию успокоительницы. Незнакомка, сидевшая посреди оранжереи, смотрела на арбитров без всякого удивления.
Они были в оранжерее с Иланте.
Коридоры, ведущие с жилых палуб служителей, встречались с галереями астропатов на широкой отполированной платформе, над которой пересекались высокие, увешанные светильниками арки. Колокола Бастиона уже отзвонили перед грядущей сменой, сообщив, что ожидается полдюжины трансов приема-передачи, и на станции царила тихая суета. Туда-сюда бродили целыми толпами уборщики и чернорабочие, пригибаясь под тяжестью переносимых грузов. Из лестничных колодцев, ведущих к восточной стороне Второго барбакана, появлялись младшие апотекарии с серьезными лицами. Держа в руках контейнеры с инструментами и лекарственными препаратами, они направлялись в донжон, чтобы присоединиться к своим начальникам в гнездах. С многочисленных палуб-бараков, расположенных по бокам той же башенки, выходили успокоители и травники. Их целью была Куртина, где служителям предстояло облегчать страдания измотанных тел и истерзанных разумов. Писари и саванты, шаркая ногами, брели к своим постам, расположенным под сводами зала Шифраторов в скрипториуме.
Тикер Ренц, облаченный в служебную униформу со всеми положенными ему знаками различия и отличия, стоял в центре этого круговорота. В Бастионе хорошо знали, что он то и дело рыскает по коридорам, якобы с тем, чтобы удостовериться в бесперебойной работе станции для последующего доклада Мастеру. Намного чаще Тикер делал это, чтобы привлекать к себе взгляды и оставаться на виду, изображая некое подобие вышедшего на прогулку царедворца, окруженного стайкой друзей и протеже, да и вообще всех, кто хотел попросить его о какой-нибудь милости.
Сейчас Ренц бродил под арками, поглядывал на ворота, за которыми начинались лестницы, ведущие на верхние уровни донжона, и направлял по ним угрюмые мысли в сторону внутренних галерей астропатов и личных покоев Мастера.
