— Он несет в душе тяжесть содеянного, а она тяжелее, чем любые кандалы, в которые можем его заковать.
За дверями зала, на улице, бушевала толпа, которой снова нужен был враг. Люди громко поносили и проклинали предателя. Будь у них возможность, они разорвали бы Абульурда на куски. Он всадил нож в спину своим товарищам в самый критический момент битвы при Коррине. За это его не мог простить народ, не могла оправдать история.
В зале представители Лиги и высшие офицеры мрачно смотрели, как Абульурд проходит от двери в середину зала, к сцене. За время долгого пути от Коррина синяки и кровоподтеки зажили, но Абульурд выглядел потерянным и поникшим. Аудитория молчала, но в воздухе висела такая густая ненависть, что ее, казалось, можно было потрогать рукой. Хотя все эти люди знали о предыдущей безупречной службе башара, ничто сейчас не могло остановить тяжкую колесницу правосудия.
Фейкан взошел на трибуну, встретившись глазами с обвиняемым офицером — своим родным братом, хотя они и носили уже много лет разные фамилии.
— Абульурд Харконнен, бывший офицер армии Джихада, вы обвиняетесь в государственной измене и в предательстве человечества. Либо в результате злого умысла, либо по недостатку суждения, ваши действия нанесли большой урон нашему флоту — и если взглянуть на вещи более широко, то и всему делу человечества, его высшим интересам. Не хотите ли вы еще больше унизить свою честь и высказать нам причины, побудившие вас к такому поведению и могущие в какой-то степени извинить ваши действия?
Абульурд склонил голову.
— В протоколах допросов ясно отражены мои мотивы. Можете принять их или не принять. Но в любом случае в тот момент не было веских причин для того, чтобы убить два миллиона невинных заложников. Если я должен заплатить за это мое решение, то пусть будет так.
По залу прокатился возмущенный ропот. По мнению присутствующих, никакой самой страшной пытки было недостаточно за такой страшный поступок.
— Наказание за предательство может быть одно, это ясно, — сказал Фейкан. — Если вы отказываетесь дать какие-либо иные объяснения этому высокому собранию, то у ассамблеи нет иного выбора, кроме как приговорить вас к смертной казни.
Абульурд опустил голову и не произнес в ответ ни одного слова. В зале наступила мертвая тишина.
— Никто не хочет выступить от имени этого человека? — спросил вице-король, оглядывая зал. Он намеренно не назвал Абульурда братом. — Мне сказать нечего.
Абульурд продолжал упорно смотреть в пол. Он твердо решил не смотреть на лица сидевших в зале. Молчание казалось ему бесконечным.
Наконец, когда вице-король уже поднял руку, готовясь произнести приговор, в первом ряду медленно встал Вориан Атрейдес.
— С большими оговорками я предлагаю не обвинять Абульурда Харконнена в государственной измене, но думаю, что его следует обвинить в трусости и судить именно за это.
Зал протестующее зашумел. Абульурд вскинул голову.
— За трусость? Нет, прошу вас, не делайте этого, прошу вас! Снова заговорил Фейкан:
— Но обвинение в трусости не соответствует составу преступления. Его действия не подпадают под критерии…
— Тем не менее обвинение в трусости гораздо больнее ранит его, нежели какое-либо другое. — Слова Вориана были холодны и остры, как ледяные иглы. Вориан возвысил голос, продолжая говорить: — Когда-то Абульурд храбро сражался с врагом, воюя с мыслящими машинами. Во время страшной эпидемии он занимался эвакуацией, координируя действия спасателей и защищая Салусу Секундус, он проявил мужество, когда мы вместе ликвидировали нашествие механических пожирателей на Зимию. Но он отказался сражаться с машинами, не подчинившись приказу своего непосредственного командира — старшего по званию офицера. Осознав страшные последствия принятого решения, он выказал постыдный страх и позволил ему, а не долгу продиктовать свои действия. Он трус, и на этом основании должен быть изгнан из Лиги.
— Это хуже всего! — крикнул Абульурд. Вориан прищурил свои серые глаза и подался вперед.
— Да, Абульурд, я тоже так думаю. Абульурд был окончательно сломлен. Плечи его ссутулились, он дрожал всем телом. После всех усилий, какие он приложил, чтобы очистить от наветов память о своем деде Ксавьере Харконнене, это был удар в самое сердце. Никаких надежд больше не оставалось.
Фейкан с радостью ухватился за предложение Вориана.
— Великолепная идея, верховный башар! Я объявляю этот приговор вступившим в силу и сим приказываю привести его в исполнение. Абульурд Харконнен, вы признаны виновным в трусости — вероятно, в самой подлой трусости, какую знала история, — и во вреде, который вы этим причинили и какой могли бы причинить. Вас будут презирать долгое время после того, как все забудут опозоренное имя Ксавьера Харконнена.
Вориан обратился к Абульурду. Он говорил так, словно в зале не было никого, кроме них двоих:
— Ты подвел меня в тот момент, когда я больше всего нуждался в поддержке. Никогда больше я не взгляну в твои глаза. Клянусь в этом. — Драматическим жестом Вориан Атрейдес повернулся спиной к Абульурду Харконнену. — С сегодняшнего дня пусть всякий, кто будет носить имя Атрейдеса, плюется, только услышав имя Харконнен.
Не оглянувшись, Вориан вышел из зала заседаний Парламента, оставив Абульурда наедине с его позором и с его несчастьем. После короткого колебания Фейкан Коррино тоже повернулся спиной к Абульурду, своему брату, и тоже покинул зал, не произнеся ни слова.
Тихо переговариваясь, все присутствовавшие в зале военные последовали примеру своего командующего и, встав со своих мест, вышли из зала. Абульурд отныне был предоставлен своей позорной незавидной судьбе. После военных, повернувшись спиной к Абульурду, из здания Парламента ушли представители планет. Зал опустел.
Дрожа, Абульурд стоял один под сводами огромного, совершенно пустого зала. Ему хотелось кричать, просить о прощении и снисхождении, даже о смерти, чтобы не пришлось жить с клеймом труса и предателя. Но в зале не осталось никого, кроме двух охранников. Все места в зале были пусты.
Абульурд Харконнен не стал сопротивляться, когда гвардейцы повели его в космопорт, чтобы отправить в пожизненное изгнание.
Мы не можем двигаться вперед, не зная своего прошлого. Мы несем его с собой не как тяжкий груз, но как священное благословение.
Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул
Хотя Ракелла не была уроженкой Россака, она сумела снискать уважение со стороны немногих Колдуний, уцелевших после страшной эпидемии. Вакцина, которую она создала, используя собственные антитела, спасла тысячи жизней, но все же Россак был опустошен нашествием вируса-мутанта, и планете предстояло выздоравливать после эпидемии долгие годы.
