— Он сам был предателем для всех сторон, — задумчиво заговорил Кризос. — Он бы перерезал у меня на глазах глотку Повелителя Смерти, если бы мог. Какой смысл был в том, чтобы оборвать такую ненависть, такую его убеждённость? Было бы лучше сохранить ему жизнь, дав сеять разлад, или переманить к себе.
Механодендриты Децимы промелькнули вдоль экрана, отчего изображение задрожало.
— Ты чрезмерно всё усложняешь. Его смерть лишь послужит Трону.
— Действительно? — Мортург устроился поудобнее, скривившись, когда имплантаты глубоко впились в остатки его плоти. — Теперь, когда даже былая преданность стала ничем? Верный, предатель — кто он? Ни то, ни другое. Здесь мы раскалываемся на части. Он был большим Чёрным Щитом, чем я, хотя так и не принял чёрное.
— Ты ведь анализировал это достаточно долго, так? — в голосе Децимы, если такое было возможным, слышалось весёлое удивление. — Скажи мне, что ты решил, какова твоя цель.
Мортург размял аугментическую руку, ту, которая прикрепляла последние клочья плоти к адамантию благодаря запретным чарам. Теперь он был всем: человеком, машиной, ведьмой. Нечистым сплавом прямиком из горнила ереси.
— Я думал, что достаточно причинить страдания моим старым братьям, — начал Мортург. — Я думал, что убийство их — достаточная цель для сотворённой нами призрачной жизни. Он думал так же. И смотри, куда его это привело, — он позволил руке опуститься, дал сомкнуться микропоршням на оболочке пальцев. — Устал я от этого и нуждаюсь в большем.
— Тогда ты знаешь, что должен сделать.
— Знаю, — кивнул Мортург.
Выжить. Быть стойким. Найти способ пережить бушующее пламя.
— Значит, я проложу курс.
— Это будет нелегко.
— А что легко?
— И что же ты скажешь своему экипажу?
— Правду, — ответил Мортург. — Я так долго сражался ради Трона. Пора мне увидеть его хозяина.
Крис Райт
Путь Небес (не переведено)
Не переведено.
Гэв Торп
Ангелы Калибана (не переведено)
Не переведено.
Джон Френч
Преторианец Дорна (не переведено)
Не переведено.
Гэв Торп
Тринадцатый волк (не переведено)
Не переведено.
Ник Кайм
Сыны Кузни (не переведено)
Не переведено.
Аарон Дембски-Боуден
Владыка Человечества (не опубликовано)
Еще не опубликовано.
Аарон Дембски-Боуден
В изгнание
10
Зернистый охряной песок падает в открытые глаза мёртвого воина. От его неподвижного тела уходит тень — нечто огромное, но сгорбленное, нечто с дребезжащими сочленениями и чудовищными металлическими когтями. Оно идёт прочь, тяжело хромая, не выполнив приказ, о чём уже извещены его хозяева.
Легионер лежит на земле, исполнив свой долг.
9
Сгорбившийся мудрец сидит среди смердящих механизмов и окровавленных тел, вдыхая запах обгоревших автоматонов и разорванной человеческой плоти. Существо на его плече странно похоже на обезьян, описанных в архивах Древней Терры. Его зовут Сапиенс — такое имя дал питомцу сам мудрец, создавший его из выращенной плоти, клонированного меха и освящённых металлов.
Псибер-обезьяна встревожено стрекочет, оглядываясь вокруг. Сам мудрец не чувствует тревоги — лишь растущее раздражение. Он кривится при виде окружающей его бойни, трюма, полного изувеченных и раненых. Вот какой облик у его спасения…
Вокруг содрогаются изогнутые стены взлетающего корабля, а за ними горят небеса Священного Марса. Далеко внизу лежит уже давно мёртвый Никанор. Зарезанный, выпотрошенный. Глупец.
Аркхан Лэнд сидит, съёжившись среди других беглецов, и молится Омниссии, дабы вонь их страха и неудачи не заразила и его.
Сапиенс перебирается на другое плечо Лэнда и стрекочет вновь, не способный к речи, но такой взбудораженный и любопытный.
— Он был глупцом, — шепчет мудрец, задумчиво гладя позвонки маленького творения, похожие на зубцы шестерёнки. — Космодесантники, — он злобно выговаривает это слово, — все они глупцы.
Но даже сам Лэнд теперь верит в это с трудом.
8
Никанор смотрит в глаза своего убийцы. Его кровь пятнает выпуклые золотые шары — зрительные механизмы боевой машины. Он плюнул этой кровью в лицо твари, когда та вогнала в нагрудник воина потрескивающее механическое копьё. Теперь пронзённый Никанор висит, а его сабатоны едва достают до пыли, покрывающей столь бесплодную, но одновременно бесценную почву Марса. Каждый раз, когда он задевает её, то смахивает прочь тёмно-красный реголит, открывая серую землю под ним — тайну Красной Планеты, скрытую прямо под её поверхностью, но неведомую почти никому из способных представить этот мир.
Машина склоняется ближе, оценивая добычу выпуклыми, словно у насекомого, глазами, сохраняя памяти его лицо и отметки на доспехе. Умирающий воин слышит стрёкот и треск открытого канала связи, когда его убийца передаёт находку далёким хозяевам.
Он — добыча. Вот что знает процессор и простое сознание, несущее смерть.
Но не та добыча.
Никанор тяжело сглатывает от боли. Он не прячется от неё, но не даёт боли поглотить себя. Боль — то, что чувствуют живые, о ней нет смысла сожалеть. Жизнь — боль. Боль можно преодолевать, пока дышит человеческое или постчеловеческое тело. Никанор знает, что умрёт, но умрёт не опозоренным. Честь важнее всего.
Кровь капает со сжатых зубов легионера, пока боевая машина трясёт его, пытаясь сбросить с зазубренной руки-копья. Это не так просто сделать, потому что коготь погрузился глубоко во внутренности, пробившись сквозь укреплённые кости и пластины брони. Никанор чувствует, как его левый сабатон бьётся об упавший болтер, как керамит ударяет по металлу оружия, покрытого отметинами. Но даже если бы он смог изогнуться так, чтобы достать его, не разорвав себя пополам, патронов больше нет. Сквозь кровавую дымку Никанор видит покрывающие голову робота опалённые вмятины — кратеры, оставленные каждым попавшим в цель болтом.
Боевая машина опускает копьё, вбивая пронзённого воина в пыльную землю, а затем упирается в неподвижное тело когтистой ногой. С рывком, усиленным механическими сочленениями, копьё вырывается наружу вместе с осколками керамита и брызгами остывающей крови.
С ними тело Никанора покидает и последний вздох. Он смотрит вверх, бессильный и безмолвный, и ничего не видит в безжалостных сферах-глазах робота. Ни следа разума, ни намёка на то, кто наблюдает за автоматоном по каналу связи.
