— Точно.
— Ей можно доверять? Вы рассказывали, что происходит среди астропатов из-за вопроса о наследовании должности Мастера, поскольку Отранто не озаботился выбрать себе преемника. Есть ли вероятность, что Иланте — марионетка кого-то из них, или наоборот?
Лазка и Джоэг обменялись взглядами.
— Арбитр-сеньорис, — осторожно начала Реде, — могу ли я, со всем уважением, спросить, насколько хорошо вы знакомы с работой успокоителей? Мне представляется, что вы, возможно, неверно интерпретировали часть произнесенного дамуазель Иланте во время разговора.
Кальпурния поразилась собственной вспышке гнева и тому, как быстро он развеялся, оставив лишь тошнотворную нервозность. Шире определенно казалось, что по её коже что-то ползет. На секунду прислушавшись к звуку воды, стекающей в прудик, она вдохнула и выдохнула.
— Я не утверждаю, что безгрешна, — сказала Кальпурния. — Ну, как я вообще могла бы, с моим-то положением? Хорошо, объясните мне, что я неправильно поняла.
Скромная вежливость оказалась правильным выбором: Реде, кажется, немного оттаяла.
— Могу рассказать, мэм, чтобы у вас было представление, но лучше поступить так: попросите об этом саму Иланте. Я думаю, что она нам не враг, и сумеет разъяснить всё лучше меня, чтобы вы разобрались в тонкостях. А ещё лучше…
— А ещё лучше, — довершила мысль арбитр-сеньорис, — чтобы она мне показала.
Большая часть Бастиона Псайкана была перестроена сверху донизу после давнишней катастрофы, превратившей космический форт в безжизненный остов. Порой новые функции помещений имели сходство с прежними — например, старый офис флотского Комиссариата превратился в участок Арбитрес; правда, Кальпурния, или Бруинанн, или кто угодно, называющий участок своим домом, возмутились бы, узнав, что их сравнивают с комиссарами. Жилые отсеки на нижних палубах использовались, в основном, так же, как и раньше, а инжинариум и доки вообще остались прежними: сменились только их хозяева.
Обитатели Башни тоже поменялись. Прогулочные палубы, где под высокими бронированными окнами некогда вышагивали офицеры, теперь были плотно забиты астропатами-хористами, прикованными к лавкам. Слепцам были безразличны виды снаружи.
Бывший командный мостик и стратегиум на вершине донжона были целиком отданы под передовые мастерские для перегонки и смешивания масел и эссенций. Команды младших успокоителей, обученных Тикером Ренцем, трудились над бальзамами, укрепляющими средствами и благовониями, которыми пользовались их старшие коллеги. Эти вещества наполняли разумы астропатов ясностью и энергией, успокаивали душевные раны, оставшиеся после кружения в вихрях варпа.
Под мастерскими находились отдельные каюты, когда-то предназначавшиеся для капитана-привратника и его домохозяйства; они обернулись кладовыми, полными ящиков и стеллажей. Часть старых артиллерийских погребов переоборудовали в дополнительные апотекарионы, крайне необходимые на станции, основная деятельность которой так серьезно сказывалась на персонале. Странно было видеть ряды носилок в проходах или возле реечных конвейеров, некогда использовавшихся для транспортировки громадных снарядов к орудийным батареям или контейнеров с зенитными боеприпасами — к турелям секторной обороны.
Шира Кальпурния проследовала за Тормой Иланте через все эти помещения. Успокоительница в общих чертах обрисовала арбитру, чем живет и дышит Башня, как она действует и что ей требуется. Они увидели, как астропат Бром спускается из Гнезда Отголосков после легкого и быстрого транса. Они увидели, как астропат Анкин, стеная и содрогаясь, выходит из Зеленого Гнезда, где протягивала неустойчивое соединение на юг, к Гафаламору, и попала под мощный удар неожиданно серьезного варп-возмущения, пришедшего с той стороны. Они увидели, как троих хористов загоняют в апотекарион — мгновенный всплеск энергетического потока привел к тому, что на них обрушились ведьмоотводы.
Изучив Бастион изнутри, Кальпурния осознала его суть: перед ней был не просто очередной улей имперских чиновников, которым, как любил выражаться её командир на Дон-Круа, «нужно немного помочь зарыться носами в работу». Это место представляло собой механизм, маяк, коммутатор, а астропаты в зеленых одеждах были одновременно его операторами и деталями. Их сознания почти каждый день преодолевали адские бури иного мира, на понимание природы которых Шира почти не претендовала. Никак нельзя было обращаться с Башней, как с очередным гнездовьем вероотступников, и врываться в толпу подозреваемых, размахивая дубинкой. С тем же успехом арбитр-сеньорис могла бы швырнуть обойму шоковых гранат под ноги технопровидцам, следившим за состоянием пойманного солнца в реакторном ядре Бастиона.
Шира спросила себя, осознает ли это Даст. Как же каратель не понимает, что нынешняя облава окажется весьма запутанной? Кальпурнию сводили с ума невидимые кандалы подчинения его власти, а необходимость делать вид, что она командует парадом, только ухудшала положение. Если бы арбитр-сеньорис могла вести расследование по-настоящему и как следует, тогда бы…
Нет. Она оказалась в нынешней ситуации по суждению Адептус Арбитрес, а значит, по суждению Лекс Империалис и Его-на-Земле. Долг Кальпурнии состоял не в том, чтобы потакать своей гордости и фантазиям о руководстве, а в том, чтобы служить закону, чего бы тот от неё ни потребовал. Шира должна справиться.
«Кто я, — спросила себя арбитр, эхом отзываясь словам, которые до неё выучили наизусть поколения Кальпурниев, — без моего долга?»
Добравшись, наконец, до надзорного зала, они шагнули из неприятно узкого входного туннеля на ступени, вырезанные в круто наклоненном полу. Помещение, имевшее цилиндрическую форму, шло вверх под углом в сорок три градуса от давно закрытых торпедных хранилищ. Стены его, блиставшие интенсивным сиянием, расходились в стороны, чтобы встретиться вновь на высоте тридцати метров. На них то и дело перекрывались пластинки медного и бронзового покрытий, идущие поверху и понизу; узоры, создаваемые ими, казались Шире диковинным смешением выдержанной симметрии и беспорядочной путаницы. Здесь и там в наклонном туннеле висели пучки вымпелов, аналогичные тем, которые она видела в коридорах. Кроме того, на глаза Кальпурнии попадались витые и расшитые шнуры, немного напоминавшие веревки в псевдовинограднике Отранто. В концы некоторых из них были вплетены кусочки металла и камня странной формы, а другие просто покачивались на ветерке из вентиляционных отверстий в стенах.
Торму и Ширу окружали звуки, с трепетом возникавшие из пустоты: странные нотки, похожие на пение бокала под пальцем, протяжные колебания струн арфы или монотонный звук камертона. Спускаясь дальше по ступеням (где всё чаще и чаще попадались торопливые юные курьеры и согбенные сервиторы, несущие послания и приказные свитки), Кальпурния начала замечать источники шумов. Благодаря наклону туннеля арбитр смогла прямо с лестницы разглядеть участок крыши бывшей цистерны, где располагались насесты и платформы, врезанные в стены цилиндра повсюду вокруг неё. Каждое из «гнездышек» было построено рядом с паутиной сверкающей проволоки, усыпанной пучками стеклянных или металлических пластинок — или даже являлось её частью. Некоторые включения напомнили Шире о музыкальных подвесках, некоторые — о канделябрах. Часть насестов занимали операторы, подвешенные там или взгромоздившиеся сверху, за остальными наблюдали порхающие сервиторы-херувимы.
