Она направилась к дверям, потом остановилась и оглянулась.
— Кем была Кэтрин? — спросила она.
Он удивленно вскинул голову. По—настоящему удивленно. Она в первый раз видела на его лице подобные чувства. Но он не сказал ничего, лишь только опустил голову вновь.
Тогда она ушла.
* * * Два месяца спустя.
— Это существо не понимает. — Зарвин сделал странный скользящий жест длинными пальцами перед своим лицом. — Никто из нас не понимает.
— Как и я. — проговорил Маррэйн. — Хотел бы, но…
Вален ушел, но его гневные слова все еще висели в воздухе. Маррэйн слышал их снова и снова, но один взгляд на Зарвина сказал ему, что Так'ча будет помнить их куда дольше чем он.
"Итак, то что я сказал — правда? Это твои люди вновь напали на беззащитных?"
— Это существо не понимает. — Зарвин посмотрел на Маррэйна, в поисках поддержки, в поисках хоть чего—нибудь. Маррэйну предложить было нечего, ни слова, совсем ничего.
— Йолу не сильна, верно, но они конечно же, могли помочь нам. Все имеет значение. Иначе зачем было отправлять к ним посла?
Маррэйн мрачно кивнул, его губы сжались в тонкую линию.
— Это было честью — предложить служить рядом с З'ондаром. Великая честь, когда об это просит его возлюбленная. И все же они отказались. Оскорбление. Великое оскорбление, которое не может остаться безнаказанным.
— Мы знаем слова З'ондара. Мы поклялись, как поклялся ты, как поклялись Анла'шок. Мы последуем за ним во тьму, в огонь, в смерть. И те кто отказался — должны уступить ему дорогу.
"Как ты мог? У тебя нет жалости? Тебе нет дела до беззащитных?"
— Мы не понимаем. Мы пытались следовать его учению, его пути, его словам."
"Вон! Ради меня не будут убивать невинных! Я не позволю этого!"
Зарвин поднял взгляд.
— Что мы сделали неправильно? Ты каменный воин, второй поклявшийся служить ему. Ты знаешь его, как никто другой. Что мы сделали неправильно?
— Не знаю. — Маррэйн говорил тихо, в его словах не было чувств. Дераннимер задрожала бы, услышав их.
— Мы тоже. Но в этом должен быть смысл. Мы найдем его. Так будет.
А когда мы найдем его… мы вновь будем ему служить. Он позволит нам снова служить ему.
Разве он откажет?
Маррэйн не ответил. Сказать было нечего.
Зарвин смотрел мимо него, на выгравированные знаки. Маррэйн знал, что он потратил на них немало часов.
Дар, принесенный вождю, который не понимает тех, кого ведет.
Зарвин склонился перед ними.
— Благодаря этому нас будут помнить. Это будет последним нашим памятником ему до тех пор, пока мы не вернемся. Он сохранит нас навсегда в его мыслях, также как он навсегда останется в наших.
Зарвин отвернулся от часовни и направился к дверям. Когда он проходил мимо, Маррэйн коснулся плеча Так'ча.
— Вален был неправ. — коротко сказал он.
— Нет. — после долгой паузы сказал Так'ча. — З'ондар прав. Это лишь мы не понимаем его.
Это были последние слова сказанные Так'ча минбарцу — на ближайшую тысячу лет.
— Нет. — сказал Маррэйн пустой комнате, безмолвному храму, станции населенной призраками. — Это он — тот, кто не понимает нас.
Он тоже ушел. Воздух в часовне, казалось, был пропитан печалью. Он не любил этот зал. Что—то… говорило с его воинской душой, доводами, которых он не желал принимать.
Парлонн ждал его возвращения в его покоях. Он поднялся, когда вошел Маррэйн.
— У нас неприятности. — сказал он.
— У нас их много. — ответил Маррэйн. — О какой из них ты говоришь?
— Вален.
— Он исчез.
Горы Бизантин, к северу от столицы, Прима Центавра. Год 2263.
Здесь был снег, страшный ветер и молнии. Были град и ледяной дождь. Великий поэт когда—то сказал, что горы Бизантин — это место что было задумано богами столь прекрасным, что они сражаются за него с начала времен.
Не то место, куда стоит приходить путнику. Не то место куда стоит приходить чужакам.
Но если бы кто—то посторонний оказался внутри, как обычно, яростного шторма, и если бы он мог видеть дальше своей руки, поднесенной к лицу — он увидел бы высокого, аристократически выглядящего человека, шагающего легко и непринужденно. Человек не носил теплой одежды, и его высокую шляпу почему—то не мог унести дикий ветер. К тому же не было заметно, что он прилагает усилий больше, чем если бы он прогуливался спокойным вечером в тихом прохладном парке.
Себастьян что—то искал. Он точно знал где оно находится. Требовалось немало мастерства и хитрости чтобы скрыть что—то от него, если он снисходил до поисков. К тому же в этот раз его было чему направлять. В левой руке он держал старинную трость с серебряным набалдашником, но правая его рука крепко сжимала что—то еще. Время от времени оранжевый свет пробивался между его пальцев.
Он продолжал идти, не чувствуя нужды ни во сне, ни в отдыхе. Наконец, он остановился и тяжело посмотрел на отвесный каменный склон перед собой. Ему не было нужды думать о убежище, но судя по выражению лица — именно его он и искал.
Зажав трость под правой рукой, он подошел ближе, поднимая левую. Он коснулся холодного камня, и на его лице появилось выражение предельной сосредоточенности.
Оранжевый свет между его пальцев стал ярче. Он открыл ладонь — осторожно, чтобы не уронить маленький шар, который лежал на ней.
Последовала ослепительная вспышка. Он даже не моргнул. Каменная стена исчезла, и перед ним открылся темный зал. Он шагнул вперед и его поглотила тьма.
Как только он оказался внутри иллюзорная стена камня появилась вновь, но он мог видеть что тьма не была полной. Здесь было множество светящихся искорок. Подойдя ближе к одной из них он увидел сферу — и что—то запертое внутри нее. Маленький призрак центаврианского солдата тщетно бился о стены своей тюрьмы.
Себастьян улыбнулся. Наконец—то он нашел базу Охотников за душами.
Теперь все, что ему надо было сделать — отыскать очередную путеводную нить и по ней добраться до самого Синовала.
С бесконечным терпением он принялся за работу.
* * * Собор, на краю изведанного.
— Часто я пытаюсь представить, на что это было похоже. Я знаю что такое быть вождем, и все же я верю… нет, я знаю… у Валена было что—то, чего лишен я. Он знал, что такое — любить кого—то. Не одного — многих. Я завидую этому… иногда.
Вот в чем он так отличен от меня. Он был любим. Это сделало его выдающимся вождем — для мирного времени. Он мог собрать людей вместе, показать что у них общая кровь, общая цель. Он это делал с помощью любви, не страха.