Подойдя к столику, Лита позволила себе посмотреть на Таргена. Молодой человек был бледен, его глаза лихорадочно горели, а синие прожилки практически поглотили белок. Литаурэль вздрогнула, и поднос со звоном опустился на столик. От досады девушка прикусила губу и послала виноватый взгляд Сальмиру, но тот ничего не сказал, только кивком головы указал на дверь. Лита расстроено вздохнула, подумав, что сегодня не ее день.
Звон упавшего подноса вывел Лутарга из задумчивости. Молодой человек винил себя за вспышку, злился на себя за несдержанность и на карателей за постоянное увиливание. Но труднее всего было признать, что шисгарцы правы, и ему действительно необходим отдых, причем не только физический. Он допустил утрату хладнокровия, а этот очень плохой знак, - признал мужчина. Признал собственную слабость.
- Оставьте меня, - попросил Лутарг, желая остаться один. - Увидимся на рассвете.
***
- Гарья, помоги мне, - позвала Раса кормилицу, укладывающую вещи в седельную сумку.
Девушка долго думала, стоит ли брать что-то с собой или нет. Она, так же как и отец, не знала, куда повезут ее каратели, и понадобятся ли ей там платья, сорочки или гребни, но на всякий случай решила кое-то взять с собой.
- Что, милая? - со слезами в голосе спросила Гарья, приблизившись к своей деточке.
С тех пор как шисгарцы увели Аиниту, женщина стала чаще так называть Лурасу, словно напоминала себе, что, несмотря ни на что, она не одинока.
- Я не могу сама дотянуться, - отозвалась Раса, поворачиваясь спиной к кормилице.
Платье, которое выбрала дочь вейнгара для сегодняшней ночи, имело множество мелких пуговиц сзади, и сама девушка смогла их застегнуть только до лопаток, выше не получалось.
- Сейчас я сделаю.
Шустрые пальцы кормилицы справились с работой за несколько минут, и Лураса смогла оценить свой наряд в полной мере. Глубокий вырез красиво открывал плечи, корсаж плотно облегал тонкий стан, а пышная юбка, ровными складками спадала до пола. Это было платье невесты.
Отчего-то Раса решила, что сегодня самое подходящее время надеть его. Никто не понял ее желания - ни отец, ни кормилица - но возражать не стали. Да и не разговаривали они с девушкой почти. Отец, видимо, из-за тяжести вины, которую испытывал, Гарья - чтобы не расплакаться. Но Раса не обижалась на них. "Пусть лучше так, - думала девушка, - чем постоянное напоминание о том, что уже решено".
- Красавица, - похвалила ее кормилица, тут же резко отвернувшись, чтобы схоронить от девушки слезы, выступившие на глазах.
Весь день Гарья пыталась скрывать от молочной дочери свое состояние, но получалось у нее плохо, покрасневшие и припухшие веки выдавали. Лурасе нестерпимо хотелось приласкать женщину, успокоить, но она не решалась, боясь, что наобещает того, чего выполнить не сможет - например, отказаться.
Слушая, как Гарья шебуршится за спиной, перемежая вздохи с приглушенными всхлипами, Раса заплела косу и уложила ее венцом вокруг головы, закрепив двумя изящными заколками - бабочками, чтобы не мешала. Подаренное вейнгаром кольцо заняло свое место на безымянном пальце, а амулет Ниты был надежно спрятан под корсаж платья. Напоследок осмотрев себя в зеркале, девушка решила, что готова, и подошла к окну, чтобы еще раз посмотреть на город.
Уже сгущались вечерние сумерки, и Антэла постепенно оплеталась огнями фонарей, прокладывающих четкие линии на теле притихшего города. Каждое мгновенье, то тут, то там, зажигался новый светоч, призванный разгонять ночную мглу и осветить путь домой для припозднившегося путника. Сегодня, по традиции, каждая семья соберется у очага, чтобы поддержать друг друга, укрепить духом и набраться сил, если вдруг поздно ночью в их дом проникнет чужак, чтобы украсть кого-то из родственников, увести в неведомые края, откуда нет пути назад.
И никто их тэланцев не догадывается, что жертва уже выбрана, умаслена и приготовлена, что нынешняя жертва добровольная, и сейчас, несущая этот груз смотрит на них из окон дворца вейнгара, посылая прощальное благословение своему народу. В глубине души Раса боялась, что никогда больше не вернется сюда.
Тихий стук в дверь и встревоженное "дочь" отвратили ее от грустных мыслей. Впустив Кэмарна, Лураса поцеловала отца в щеку и на мгновенье прижалась к широкой груди, впитывая тепло и уют, которые всегда дарили ей объятья вейнгара.
- Уже? - спросила девушка, отстранившись.
Мужчина не ответил, но она прочитала ответ по его глазам - время пришло.
- Матерн и Луани?
- У себя, - ответил Кэмарн, без лишних слов поняв, что именно интересует его младшую дочь.
Еще три дня назад они договорились, что брат с сестрой узнают о решении Лурасы только после того, как она уйдет. Так было проще для всех - особенно для нее самой.
- Тогда идем, - безропотно согласилась Раса, забирая у Гарьи свою сумку. - Не провожай меня, - предупредила девушка кормилицу, догадываясь, что вид карателей причинит женщине лишнюю боль.
Они обнялись, и Гарья, расцеловав молочную дочь, пообещала, что будет молиться за нее всем богам. Лураса поблагодарила с искренней улыбкой, подумав, что лишнее заступничество ей не повредит.
До стен дворца отца и дочь провожал Сарин. Еще один верный человек, который был в курсе ухода Лурасы с шисгарцами. Больше в замке об этом не знал никто. Они прошли через пустующий в это время сад, миновали ворота, запахнув плащи и притворившись возвращающейся домой дневной прислугой, а затем, притаившись в тени дворцовых стен, приготовились ждать.
Их ожидание было недолгим. Верные своему слову шисгарцы появились почти сразу, осветив ночь голубоватым сиянием. Они придержали вороных в нескольких метрах от стены и замерли, похожие на тени. Только один подъехал непосредственно к людям.
- Ты сделал правильный выбор, - сказал каратель вейнгару, а Кэмарн, сжав руку дочери, подумал: "Не я, а Лураса". - Идем, - шисгарец, чуть склонившись, протянул руку, и Раса, глубоко вздохнув, шагнула навстречу судьбе.
Через несколько дней жители Антэлы под громкий рев парадных труб, слаженный марш дворцового караула и пронзительный призыв рожков глашатаев, провожали закрытую карету, увозившую дочерей вейнгара в Эргастению к ожидающим невест женихам.
Каждый человек из толпы, собравшейся на площади, мечтал заглянуть за плотно задернутые занавески на маленьких окошках, чтобы хоть краем глаза увидеть белоснежные обрядовые одеяния, усыпанные драгоценностями, заглянуть в глаза счастливых девиц, чтобы было о чем рассказать детям, но строгие гвардейцы, призванные блюсти обычаи, не подпускали разгоряченный люд к медленно ползущей карете. Лишь только служанки, следующие за хозяйками в открытой повозке и удостоенные всеобщего обозрения, со слезами на глазах выискивали родных и близких в мельтешащем сборище, чтобы махнуть на прощанье рукой матери и послать воздушный поцелуй отцу.
