Ознакомительная версия.
Сегуле метнул копье с пятнадцати шагов. Оружие глубоко вошло в бок кружившейся Гончей, сбив с ног — хотя она тут же вскочила, рыча и кусая торчащее древко.
Карса, широкими шагами опередив Второго, издал теблорский боевой клич — древний клич, звучащий ныне лишь в сказаниях старцев — и вцепившаяся в Рейка Гончая вздрогнула.
Оставив порванную, окровавленную ногу, она бросилась на атакующего Тоблакая.
Два дротика поразили животное сбоку. Они не проникли под кожу, однако заставили зверя оглянуться.
Две юные женщины из Теблоров стояли на другой стороне улицы, каждая неторопливо вставляла новый дротик в атлатль. Между ними был большой уродливый пес.
Гончие колебались.
Карса бросился к ним — клинок свистнул, разрезая воздух …
Звери дрогнули и отбежали. Меч Тоблакая отсек конец хвоста и ничего больше.
Пес завизжал.
Обернувшись, Карса пошел на второго Пса, который вытащил копье из бока и ковылял, оставляя алый след.
Сегуле подхватил перепачканное оружие.
Карса помедлил, потом встал над трупом Аномандера Рейка. — Мы побили их, — сказал он.
Маска повернулась в его сторону. Мертвые глаза внимательно его рассматривали сквозь прорези. — Давненько не слышал я этого клича, Тоблукай. И молюсь, — добавил воин, — чтобы не услышать снова!
Однако все внимание Карсы было приковано к теблорским женщинам и псу, который побежал к нему, махая обрубком хвоста.
Взирая на животное, видя его хромую припрыжку, Карса Орлонг пытался не всхлипывать. Он отослал пса домой. Полумертвого, трясущегося от жара и потери крови, он отослал его — так давно, так давно. Он глядел на Теблорок, а те молчали. Трудно видеть сквозь слезы… он их знает? Нет, они кажутся слишком юными.
Они кажутся…
* * *
Ниже по улице пятерка Гончих Тени отступала, не выдерживая объединенного колдовского напора Злобы и Зависти. Магия терзала им бока. Кровь хлестала изо ртов. Сила наваливалась со всех сторон, желая сокрушить их, истребить без остатка.
Содрогающиеся, истерзанные, они отходили шаг за шагом.
А дочери Драконуса подступали к добыче.
Мечу отца.
Он принадлежит им по праву рождения. Он так долго ускользал от них. Конечно, и Злоба и Зависть понимали ценность терпения. Терпение, да — чтобы вызрели желания и планы.
Гончие не смогут противостоять им, ни в силе, ни в необузданной воле.
Долгое ожидание почти кончено.
Сестры вряд ли заметили неслышное появление кареты неподалеку от Псов. Увы, но появление того, кто вышел из нее и уставился на них блестящими глазами, игнорировать было невозможно.
Этот суровый, упорный взор поистине мог поколебать любого.
Сестры замерли. Магия угасла. Гончие, истекая кровью, задымившейся под лучами рассвета, захромали к телу павшего владельца Драгнипура.
Злоба и Зависть колебались. Желания с писком прятались обратно в привычный им долгий ящик. Планы перекраивались — торопливо, с тоскою. Терпение, ах, терпение… да, пора ему просыпаться снова.
«Ну да ладно, в следующий раз…»
* * *
Схватка в скорлупе разваленного здания почти завершилась. С трепещущим от ужаса сердцем Семар Дев шагнула туда. Пробралась между мусора, рухнувших балок, острых обломков перекрытий, и взглянула на недвижных левиафанов.
Издав слабый крик.
Ведьма с трудом подобралась поближе, пригнулась, пролезая под нависший кусок потолка, устремила взгляд на умирающего, растерзанного медведя.
Гончая тоже тяжело дышала; ее задняя часть была погребена под тушей гигантского медведя, изо рта и ноздрей вылетала красная пена. Каждый вздох был короче и кровавее предыдущего. Наконец, едва слышно вздохнув, она умерла.
Внимание Семар обратилось на бога, что так долго преследовал ее, нависал неподалеку, принюхивался, ища… чего? — Ну! — спросила он хриплым шепотом. — Чего же ты хотел?
Единственный целый глаз зверя чуть дернулся в алом круге. Она увидела лишь боль. И чувство потери.
Ведьма вынула нож. Так ли следует поступить? Нельзя ли просто уйти? Пусть он покинет эту жестокую, неправедную жизнь. Последний из своего рода. Забытый всеми…
«Что же, я тебя не забуду, друг».
Она опустила нож, положила в лужу крови под головой зверя. И зашептала слова связывания, повторяя вновь и вновь, пока последняя искра жизни не покинула глаз бога.
* * *
Стиснув когтями двух Псов и сжав зубами третьего, Тулас Отсеченный мог разве что затрясти бестий до полубесчувствия. Дракон взлетал все выше над горами к северу от Лазурного Озера.
Впрочем, он мог сделать еще кое-что. Сбросить их с великой высоты. Что и сделал. С чувством глубокого удовлетворения.
* * *
— Стой! Стой! Хватит! Стой!
Искарал Паст выкарабкался из кучи, из-под кургана корчащихся, рычащих, пищащих и плюющихся бхок’аралов, на которых недавно шлепнулась и жена — масса рваных, спутанных волос, грязных одежд и цепких пальцев — и огляделся.
— Вы идиоты! Его там уже нет! Ха, ха! Поздно! Ха! Где ненавистный, скользкий, гнилой ком навоза? Где его красный наряд? Нет, уйди от меня, обезьяна! — Он вскочил на ноги. Мул стоял неподалеку. — Какая от тебя польза!? — бросил он зверю, показав также кулак.
Могора поднялась, отряхивая платье. Затем высунула язык, оказавшийся слепленным из пауков.
Видя это, Паст чуть не подавился смехом: — Боги! Не удивляюсь, что ты умеешь то, что умеешь!
Она кудахтнула. — А ты просил еще и еще!
— Ахх! Знай же, я просил чего-нибудь другого!
— О, и чего же другого, милый?
— Ножа, чтобы перерезать собственное горло. Погляди на меня. Весь в укусах!
— У них острые зубки, у твоих бхок’аралов…
— Не у них, протухшая ватрушка. Это укусы пауков!
— Ты и не такое заслужил! Ты что, ее подпоил? Иного объяснения…
— Сила! У меня есть сила! Сила необорима, каждый знает! Мужчина может быть похожим на слизняка! У него волосы могут висеть, как бхедриний язык! Он может быть ростом по колено и сложения под стать, может жевать серу из ушей, и все будет неважно! Если у него сила!
— Ага, вот что испортилось в мире. Вот почему уродливые мужики еще не вымерли. — Она улыбнулась. — Вот почему ты и я, мы сделаны друг для друга! Давай наделаем детей, тысячи детей!
Искарал Паст пустился к мулу, влез в седло и поскакал, спасая жизнь.
Мул потрусил, не обращая внимания на кипящего и бьющего ногами седока. Могора лениво шла следом, не отставая.
Бхок’аралы (их драка давно превратилась в пир примиряющей любви), взлетали, кружа над головой своего бога, словно мухи над кучей сладчайшего в мироздании дерьма.
Ознакомительная версия.
