Но Елена заметила напряженность в уголках его глаз, когда он вглядывался в толпу. Эррил не мог провести ее. Его тоже раздражали нескончаемые пререкания за столом. За две недели решение так и не приняли. С тех пор как Алоа Глен одержал победу, сделать следующий шаг — добиться согласия — так и не удалось. Пока все упоенно спорили, проходили дни, один за другим. И Эррил, ее преданный рыцарь, терпеливо ждал. Ему ничего не остается делать, пока Кровавый Дневник находится в ее руках. Его роль лидера и вожака сыграна.
Елена сидела тихо и разглядывала свои руки, затянутые в перчатки. Празднования победы, устроенные месяц назад, казались теперь очень далекими. Но, сидя на колючем троне, она вспоминала тот долгий танец с Эррилом на своей башне. Она вспоминала его прикосновения, тепло ладони, проникающее сквозь шелковое одеяние, тихое дыхание, жесткость бороды на своей щеке. Это был единственный раз, когда они танцевали вместе. С той ночи, хотя Эррил всегда находился рядом с ней, они не обменялись друг с другом ни единым словом. Только бесконечные встречи с восходом солнца и до наступления темноты.
Но не более того!
Медленно, пока остальные вели ожесточенные споры, Елена стянула перчатки из овечьей шерсти. Свежие и нетронутые, на ее руках, словно пятна пролившейся крови, алели знаки Розы, рожденные при лунном и солнечном свете. Огонь ведьмы и огонь холода, а между ними — штормовой огонь. Она вглядывалась в свои руки. Вихри силы вращались по красноватым спиралям кожи пальцев и ладоней.
— Елена? — Эррил посмотрел на нее. Он наклонился ближе, приблизив глаза к ее рукам. — Что ты делаешь?
— Я устала от этих споров. — Из искусно приделанного к темно-зеленому платью пояса она вынула нож с тонким серебряным лезвием. Рукоятка из черного дерева в виде розы легко умещалась в ладони, будто создавалась именно для нее. Она отогнала воспоминания о своем дяде Боле, который освятил нож ее собственной кровью со словами: «Теперь это нож ведьмы».
— Елена… — голос Эррила был тверд и осторожен.
Проигнорировав его обращение, она встала. Без лишних слов провела острым лезвием по правой ладони. Боль была не сильнее, чем от укуса комара. Одна капля крови просочилась сквозь надрез и упала на шелковое платье. Елена в это время молча, не отрываясь, смотрела вниз на длинный стол.
Никто из членов совета не посмотрел в ее сторону. Они слишком увлеклись, озвучивая свои доводы, возражая остальным и колотя кулаками по деревянной поверхности стола.
Елена вздохнула и обратилась к своей внутренней сущности, к источнику неистовой силы, спрятанной внутри. С большой осторожностью она распутала тонкие нити могущества, огненно-красные сгустки кровавых магических нитей, пульсирующих по венам, огибающим ладони. Небольшое сияние появилось вокруг руки, когда сила наполнила ее. Елена сжала пальцы, и сияние сгустилось, превратившись в красноватый факел. Она высоко подняла кулак.
Первым заметил ее манипуляции старейшина из мирая. Мастер Эдилл, должно быть, увидел отраженное сияние в своем серебряном кубке. Когда старейшина обернулся, вино струилось из его кубка, словно кровь. Он с грохотом бросил его на стол.
Утонув в общем шуме, остальные смотрели на разрастающиеся пятна вина. Взгляды устремились в начало стола. Все собравшиеся за столом замолчали, ошеломленные происходящим.
Елена невозмутимо встретила их взгляды. Столько народу погибло, чтобы привести ее сюда, на этот остров: дядя Бол, родители, Флинт, Морис…
И сегодня она будет говорить от их имени. И не позволит пропасть их жертвам из-за пустых бесконечных распрей. Если у Аласии есть будущее, если господство Гульготы должно быть разрушено, то пришло время двигаться вперед, и есть лишь один путь. Кто-то должен подвести черту.
— Я достаточно выслушала, — сказала Елена тихо в разразившемся молчании. Из ее сияющего кулака вниз по руке вились огненно-красные жгуты, живые нити червонного золота. — Я благодарю вас за превосходное обсуждение, имевшее место последние дни. Сегодня ночью я обдумаю все сказанное вами и утром сообщу о своем решении по поводу дальнейших действий.
С противоположного конца стола поднялся представитель прибрежного городка Пенрил. Симон Ферауд, тучный мужчина с черными усами, спускающимися вниз по подбородку, громко проговорил:
— Девочка, без обид: наше дело отнюдь не ждет твоего одобрения.
Несколько голов покачнулось в знак согласия с его словами.
Елена позволила ему продолжить свою речь, спокойно наблюдая за тонкими нитями огня ведьмы, оставляющими красные следы вдоль руки, распадающимися на все более мелкие волокна и ползущими вдоль груди вниз, к поясу платья.
— Наша линия поведения должна быть поддержана всеми, — продолжал Симон Ферауд, подбодренный молчаливым согласием сидящих вокруг него людей. — Мы только что подошли к сути вопроса. Наилучший способ справиться со злом, исходящим от Гульготы, нельзя найти за одну ночь.
— За одну ночь? — Елена слегка опустила руку и сделала один шаг. — Тридцать ночей прошло с тех пор, как мы отметили нашу победу. Ваши споры ничего не дают, а только разобщают нас в то время, когда мы должны быть единым целым.
Симон попытался возразить, но Елена сурово взглянула на него, и его рот медленно закрылся.
— Сегодня вечером луна снова будет полной, — продолжала Елена. — Кровавый Дневник снова откроется. Я приму во внимание ваше решение, а затем сверюсь с книгой. К утру я положу на стол окончательный план действий.
Мастер Эдилл прочистил горло.
— Для обсуждения?
Елена покачала головой.
— Для получения полнейшего вашего одобрения.
На толпу вновь обрушилась тишина. Но это было не ошеломленное молчание, как прежде, а назревающий взрыв потрясения, и Елена не могла позволить разразиться беспорядку.
Прежде чем поднялся первый раскат грома, Елена подняла над столом свою пылающую руку.
— Я не потерплю дальнейших дискуссий. С первым солнечным лучом я приму решение. — Она вывернула кисть, между пальцев засияло пламя. Опустив руку, она оставила оттиск на столе из железного дерева. Дым окутал запястье. Она облокотилась на руку, изучая лица перед собой. Пламя лизало ее пальцы. — Завтра мы выкуем наше будущее. Будущее страны, из которой будет выжжено Черное Сердце.
Елена подняла свою ладонь со стола. Ее печать глубоко врезалась в дерево, тлея и обугливаясь, похожая на ее собственную ладонь. Елена отошла в сторону.
— Все несогласные с этим обязаны покинуть Алоа Глен до восхода солнца. Каждый, кто останется и не подчинится моему решению, не доживет до заката.
