Вот оно, подумал Захарий и закрыл глаза, вознося безмолвную молитву Ре.
Он слышал, как скрипит щебень под ногами у жреца.
Потом ничего — лишь снова крик орла да тихие вздохи ветра среди камней.
Захарий чуть-чуть приоткрыл веки. Жрец стоял рядом, с трудом дыша сквозь носовую прорезь маски и поправляя своими устрашающими когтями один их кожаных ремешков, удерживающих ее на месте. Слегка отвернувшись, он смотрел вниз. Часть его шеи между воротом плаща и маской приоткрылась, обнажив белые рубцы вперемежку с землистой кожей.
Захарий отвел глаза, содрогнувшись от смутного подозрения.
Несмотря на близость смерти, его взгляд невольно обращался в ту же сторону, куда смотрел жрец, — в сторону города, на который Захарий обещал себе больше не оглядываться.
Перед ними простиралась огромная чаша равнины, обрамленная по краям горными цепями. Дорога внизу вилась по горе, исчезая в скалах, и вновь появлялась тонкой белой чертой на болотах, уходя, прямая как стрела, в висящую над ними мглу.
— Далеко ли до города? — как ни в чем не бывало спросил жрец. Голос его под лакированным деревом маски звучал глухо и безлично. Задав вопрос, он обернулся, вновь явив свою маску во всей ее жути. Захарий уставился на нее, как завороженный, чувствуя движения глаз под темными провалами.
— До какого города? — пробормотал он в смятении.
— Разве на этой равнине их несколько? — с легким раздражением сказал жрец. Захарий поспешно замотал головой.
— Нет, — немного опомнившись, сказал он. — Вон он, Тралл.
Жрец проследил за дрожащим пальцем Захария. Там, где дорога терялась в тумане, смутно виднелись очертания гранитного утеса, встающего из ровной, как соты, равнины. Даже отсюда можно было различить силуэты зданий на его склонах и вершине.
Жрец удовлетворенно проворчал что-то и сделал шаг по тропе к далекому видению. У Захария невольно вырвалось:
— Уж не туда ли ты собрался?
Жрец остановился, глянув на старика темными ямами глаз.
— А почему бы и нет? — глухо донеслось из-под маски.
Старик замялся, сожалея о своем возгласе. Но жрец спас ему жизнь, а потом пощадил — его следовало предостеречь.
— Никто не ходит в Тралл. Скверное это место, — не совсем вразумительно пояснил старик.
— А какое место не скверное? — насмешливо фыркнул жрец. — Вся Империя лежит в руинах. Захарий усиленно затряс головой.
— Нет, в Тралле хуже, чем где-либо еще... Много хуже.
— Чем же?
Захарий проглотил слюну, подбирая слова.
— Если есть такое место, где мертвым лучше, чем живым, то это Тралл.
Жрец вернулся к Захарию.
— Рассказывай.
Когда он подошел ближе, стариком снова овладел страх, но Захарий постарался сдержать дрожь в голосе.
— Семь лет назад на этой равнине произошла великая битва. Сторонники Исса выиграли ее...
Но жрец простер свою когтистую руку, прервав его.
— Это мне известно — расскажи о более свежих событиях.
Захарий долго молчал, и теперь слова полились потоком.
— Так тебе известно, кто теперь правит нами? И что он принес Траллу? — Молчание жреца подстегнуло старика. — Тогда остальное легко представить. Днем ты ходишь, где хочешь, но к ночи запираешься у себя в доме. И даже там ты в опасности... — Старик передохнул, сглотнув подступившую к горлу желчь. — Они поймали мою жену и продержали ее всю ночь, а утром я нашел ее на пороге. Бледную как снег. Я втащил ее в дом, но она только смотрела на меня обведенными темным ободом глазами. Тогда я увидел эти укусы на ее шее, увидел, что она пылает в жару. В глазах ее были боль и ненависть, точно ей не терпелось вцепиться в меня ногтями... — Голос старика дрогнул от этого воспоминания. — Я привязал ее к кровати и пошел за жрецом — за одним из вас, за жрецом Огня. Он сказал мне, что остается только одно. Я ждал снаружи, пока... — Захарий отвернулся, не договорив, с сердцем, словно кусок льда, и смахнул слезы с глаз. — Ее пепел тут, в сундуке, и волосы тоже. У нее были красивые волосы... — Старик склонил голову.
— Продолжай, — тихо сказал жрец.
— Что еще сказать? Каждую ночь все эти годы мы сидим под замком в своих домах, а вампиры воют и бранятся снаружи, скребясь в двери и ставни. Каждая дверь, каждое окно, каждая дымовая труба заперты от них наглухо, и все-таки они проникают к нам, когда мы меньше всего этого ожидаем. Днем ты можешь случайно ступить в тень — а они там таятся сотнями, только и дожидаясь, чтобы ты вышел из солнечного света.
— Тогда почему ты оставался там так долго? Старик обвел взглядом нагие вершины.
— Идти некуда, кроме как через болота в горы, а здесь тебя ждет верная смерть.
— Однако ты все же пришел сюда.
— Я стар — мне так и так умирать. Пусть те, кто помоложе, надеются на то, что все еще станет, как прежде. — Старик оглянулся на город. — Только не бывать этому. Тралл — город мертвецов. Вот почему я ушел, жрец. И если будет на то воля Ре, поднимусь на Гору Преданий еще дотемна.
Жрец медленно кивнул, глядя на горные вершины.
— Да, с благословения бога можешь подняться. Однако будь осторожен: до Суррении далеко, и злодеев на пути много.
— Там, куда ты идешь, их еще больше, — улыбнулся старик, — однако спасибо тебе.
— Ступай же с миром, — сказал жрец, вновь поворачивая на тропу.
— Ты все-таки идешь туда?
Жрец оглянулся в последний раз.
— Я должен.
— Круг жрецов, твоих собратьев, с каждым днем становится все уже, — покачал головой старик. — Тебя убьют, если ты явишься туда.
Жрец рассмеялся яростно и глухо.
— Потому-то я и иду туда, старик: чтобы склонить весы в другую сторону. — Он повернулся и зашагал вниз по тропе, вздымая сандалиями клубы дыма.
Захарий смотрел ему вслед со смешанным чувством облегчения и жалости. Худая фигура все уменьшалась, пока не превратилась в оранжево-красного муравья, ползущего по склону горы далеко внизу. Потом он перевалил через взгорок, за которым скрывалась тропа, и зеленая равнина точно поглотила его, как жаба — яркую букашку.
Захарий покачал головой. Нынче и правда день чудес. Он прожил на восемь часов дольше, чем рассчитывал. Сундук уцелел, и авось посчастливится протянуть еще несколько часов, а к вечеру перевалить через Гору Преданий, где уже не так опасно.
Иное дело жрец, подумал старик, опять взваливая сундук на тележку. И оглянулся на равнину. Казалось, что там уже темнеет. Слабые лучи солнца не грели землю, и стало холодно.
— Да пребудет с тобой Огонь, — прошептал старик, потом поднял с земли оглобли тележки и возобновил свое мучительное восхождение к свободе.
