— Только потому, что ты не художник, Картоно. В древности художники верили, что в каждом из них горит искра божия. Они верили, что тот, кто умеет видеть, может заметить в гениальных произведениях частицу божественного промысла. Легенда говорит, что Цзинь Нун,[20] великий художник из Чжоу, создал великолепную картину, а когда посмотрел на свое творение, увидел в нем волю небес и сошел с ума, поскольку подобные вещи не для простых смертных. Он сжег картину, отрекся от прежней жизни и ушел со своими тайнами в горы, где стал одиноким отшельником. Нашлись желающие отыскать кратчайший путь к мудрости, они преследовали его и умоляли поведать тайны, но Цзинь Нун всегда отсылал этих глупцов прочь. Наконец он попал в руки бессовестных людей, и бандиты прибегли к пыткам, стремясь узнать у него божественную тайну, но Цзинь Нун ничего им не сказал и впоследствии был сброшен со скалы.
— Не слишком веселая история, — замечает Картоно. — Я надеюсь, ты не собираешься идти по стопам Цзинь Нуна?
— Картоно, я талантлив, но не настолько, — отвечает Нагасена. — Кроме того, история на этом не закончилась.
— Вот как? И что же произошло дальше?
— Когда душа Цзинь Нуна рассталась с телом, вмешались боги. Они позволили художнику самому выбрать свою следующую жизнь на земле.
— Он воплотился снова?
— Так говорит легенда, — отвечает Нагасена.
— И кем же он предпочел стать?
— Некоторые утверждают, что он стал гранатовым деревом в садах Лю Шонг, другие утверждают, что он превратился в облако. В любом случае, он достиг благословения небес, а этим можно гордиться.
— Да, конечно, — соглашается Картоно. — А ты… Ты видишь что-то в своей картине?
— Попробуй лучше ты, — говорит Нагасена и отходит от мольберта.
Картоно поворачивается, чтобы взглянуть на картину, и Нагасена наблюдает, как взгляд слуги скользит по нанесенным на шелк линиям. Нагасена знает, что обладает талантом, и пейзаж, видимый из башни, передан с незаурядным мастерством.
Он не ищет одобрения, а ждет подтверждения того, что тревожит его весь день.
Картоно молчит.
— Говори, — приказывает ему Нагасена. — И будь честным.
Картоно кивает.
— Верхушки зданий дворца сгрудились, словно заговорщики, а над ними нависают горы. От вершин на землю падает холодная тень. Мне казалось, что шпили сверкают серебром, но ты окрасил их скорбной белизной. И облака такие низкие и мрачные посреди сурового неба. Мне не нравится эта картина.
— Почему не нравится? — спрашивает Нагасена.
— Я ощущаю исходящую от нее угрозу, как будто злоба варпа затуманивает шелк.
Картоно отводит взгляд от полотна и хмурится, но за окнами башни не видит ничего подобного. Солнце заливает горы золотистым сиянием, а по соблазнительно голубому небу, словно бродячие менестрели, неспешно плывут облака.
— Ты написал это сегодня? — спрашивает Картоно.
— Да, — отвечает Нагасена.
— Я не вижу того, что увидел ты, господин.
— Этого я и не ожидал. Мы все смотрим разными глазами, и пейзаж в наших душах окрашивает личное восприятие мира. Ты с оптимизмом смотришь на мир, лишенный преследований и убийств. А я вижу…
— Что? Что видишь ты?
— Ах, Картоно, я старый человек, и мои глаза становятся слабыми, — неожиданно осторожничает Нагасена. — Мало ли что я могу увидеть…
— Скажи мне, что ты видишь? — просит Картоно.
Нагасена вздыхает и вглядывается в картину.
— Я вижу ожидающую нас эпоху тьмы. Мир знает об этом и страшится грядущего кровопролития. Я боюсь, что мы вот-вот вступим в логово спящего дракона и разбудим опасность, ужаснее которой еще не ведали.
Картоно качает головой.
— Ты говоришь о Хорусе Луперкале. Стоит ли беспокоиться о мятежном Воителе? Его армия, возможно, уже повержена в прах. И пока мы тут разговариваем, Феррус Манус и остальная ударная флотилия Рогала Дорна, вероятно, уже празднуют победу.
— Боюсь, что ты ошибаешься, Картоно, — говорит Нагасена. — Я уверен, что Воитель являет собой более страшную угрозу, чем кто-либо может себе представить. И еще я уверен, что лорд Дорн, к несчастью, недооценил масштабы мятежа.
Нагасена откладывает кисть и направляется к выходу из башни. Он спускается по семидесяти двум ступеням и выходит в свой розовый сад. Он хотел бы провести здесь больше времени, но сознает, что его желание невыполнимо. Картоно следует за ним, и они, словно два призрака, бредут по изящным и изысканно украшенным комнатам виллы.
— Что ты задумал? — спрашивает Картоно, когда Нагасена входит в свой кабинет.
Три стены кабинета выкрашены белой краской и украшены шелковыми драпировками и древними картами давно не существующих земель, а четвертая занята полками, на которых разместились свернутые свитки и тяжелые фолианты. В центре комнаты стоит невысокий письменный стол из темного орехового дерева, а на его полированной поверхности аккуратно расставлены письменные принадлежности.
— Я готовлюсь, — уклончиво отвечает Нагасена, выводя руками на пустом участке гладкой стены сложные узоры.
— К чему готовишься?
Фрагмент стены перед Нагасеной отодвигается в сторону, открывая глубокую нишу, где развешано оружие и броня. Генераторы конверсионного поля, паутинки, длинноствольные винтовки, энергетические клинки, перстни-лазеры, плазменные пистолеты, рукавицы-кастеты, дробовики, излучатели, фотонные сети и стазис-гранаты. Орудия для преследования и поимки.
— К охоте, — говорит Нагасена.
— А на кого мы будем охотиться? — спрашивает Картоно с оттенком раздражения в голосе.
Нагасена улыбается, но в его улыбке нет теплоты. Он знает, что ответ только сильнее запутает его друга.
— Я еще не знаю, — говорит Нагасена.
Глава 6
ПЕВЦЫ СКОРБИ И ТОЛКОВАТЕЛИ СУДЬБЫ
ПОДТВЕРЖДЕНИЕ
КРАСНОЕ ОКО
Новости о кровавой бойне на Исстваане-V, как все дурные новости, распространились с поразительной быстротой, словно те, кто их передавал, стремились скорее разделить с кем-нибудь тяжесть ужасного известия. Реакция обитателей Дворца последовала немедленно и оказалась… разнообразной. В рабочих поселках на плато Брахмапутра начались столкновения между теми, кто протестовал против самой идеи предательства Воителя, и теми, кто называл его вероломным клятвопреступником. В окрестностях Тер-Гуара, перед Вратами Вечности, десять тысяч рыдающих женщин преклонили колени и умоляли Императора опровергнуть страшное известие.
По улицам, исступленно стеная о брате, обратившем оружие против брата, бродили певцы скорби и толкователи судьбы. Подобно смертельному вирусу «Пожиратель жизни», паника хлынула во Дворец, оставляя за собой пепел надежд и осколки разбитых мечтаний. Мужчины, лишившись веры в непогрешимость Императора, не скрывали слез от женщин и детей. Одного предательства Хоруса Луперкаля было достаточно, чтобы вызвать всеобщий ужас, но весть о переходе на сторону мятежника других сыновей Императора оказалась для многих людей абсолютно невыносимой.
