Времени теперь осталось еще меньше. Скоро Кровавая луна закатится.
Элрик уронил сосуд с эликсиром на ковер, покрывавший пол шатра. Он наклонился и поднял Черный Меч, который оставил здесь, отправляясь на прогулку с Оуне. Меч завибрировал в его руке, и Элрик почувствовал слабый приступ тошноты.
- Я сделаю все, что от меня требуется, - сказал альбинос.
- Хорошо! - Старик обнял Элрика за плечи. - Оуне сказала мне, что ты великий человек с великой судьбой и что нынче наступает один из важнейших моментов в твоей жизни. Для нас большой почет быть частью твоей судьбы, и мы благодарны тебе за сердечность…
Элрик выслушал слова Раика На Сеема с прежней своей любезностью. Он поклонился и сказал:
- Я уверен, что здоровье вашей Священной Девы гораздо важнее моей судьбы. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы вернуть вам девочку.
За спиной первого старейшины в палатку вошла Оуне. Она улыбнулась альбиносу.
- Теперь ты готов?
Элрик кивнул и начал пристегивать Черный Меч, однако Оуне остановила его.
- То оружие, которое тебе может понадобиться, ты найдешь там, где мы окажемся.
- Но этот меч больше, чем оружие, госпожа Оуне! - Альбинос испытал чувство, близкое к панике.
Оуне протянула ему жезл снов Алнака.
- Это все, что тебе понадобится в нашем предприятии, мой господин император.
Буревестник отчаянно запротестовал, бормоча что-то, когда Элрик опускал меч на подушку. Он словно бы угрожал Элрику.
- Я завишу… - начал было Элрик. Она покачала головой.
- Нет, не зависишь. Ты считаешь, что этот меч - часть тебя самого, но это не так. Этот меч - крест, который ты несешь. Да, это твоя часть, но она символизирует не твою силу, а твою слабость.
Элрик вздохнул.
- Я тебя не понимаю, моя госпожа, но если ты не хочешь, чтобы я брал с собой меч, я оставлю его здесь.
Еще один звук, изданный мечом, особого рода рычание - но Элрик предпочел не заметить его. Он оставил в шатре сосуд с эликсиром и меч и направился туда, где их ждали лошади, чтобы совершить обратный путь из оазиса Серебряного Цветка к Бронзовому шатру.
Они ехали чуть позади Раика На Сеема, и Оуне рассказывала Элрику о том, что значит Священная Дева для баурадимов.
- Ты, вероятно, уже понял, что в этой девочке - история и надежды баурадимов, их коллективная мудрость. Все, что для них истинно и имеет цену, содержится в ней. Она - живое воплощение знаний ее народа, того, что является сутью их истории еще с тех времен, когда они не были жителями пустыни. Если они ее потеряют, то, по их убеждению, им скорее всего придется заново начать свою историю - снова выучить нелегко давшиеся уроки, заново получить весь жизненный опыт и совершить все ошибки и глупости, благодаря которым на протяжении веков так мучительно формировалось мировоззрение этого народа. Она, если тебе угодно, и время, и библиотека, и музей, и религия, и культура, персонифицированные в одном человеческом существе. Ты можешь себе представить, что означала бы для них утрата этой девочки? Она сама душа баурадимов. И эта душа находится в заточении там, где ее могут найти только те, кто обладает определенными навыками, я уже не говорю о том, чтобы освободить ее.
Элрик поглаживал пальцами жезл снов, который теперь висел у него на поясе вместо меча.
- Даже если бы она была обыкновенным ребенком, чье состояние повергло в скорбь только ее родителей, я бы все равно попытался помочь, - сказал он. - Потому что мне симпатичны этот народ и их вождь.
- Ваши судьбы переплетены, - сказала Оуне. - Что бы ты ни чувствовал, мой господин, настоящего выбора в этой ситуации у тебя нет.
Он не хотел это слышать.
- Мне кажется, моя госпожа, что вы, похитители снов, слишком хорошо осведомлены о моей личности, моей семье, моем народе и моей судьбе. У меня это вызывает некоторое беспокойство. Но я прекрасно вижу, что только моя невеста знает о моих внутренних конфликтах больше, чем вы. Как вы сумели обрести такой дар проницательности и предвидения?
Ответила она ему как-то мимоходом:
- Есть одна земля, в которой побывали все похитители снов. Это место, где пересекаются все сны, где встречается между собой все то, что есть между нами общего. Мы называем эту землю Родиной Плоти - там человечество впервые обрело плоть.
- Это легенда. К тому же довольно примитивная!
- Это легенда для тебя. Для нас это истина. И в один прекрасный день ты убедишься в этом.
- Если Алнак мог предугадывать будущее, почему же он тогда не дождался тебя, твоей помощи?
- Нам редко известна наша собственная судьба. Нам ведомы лишь только общие направления развития и судьбы личностей, которые стоят особняком в истории мира. Да, ты прав, всем похитителям снов ведомо будущее, потому что половину своей жизни они проводят вне времени. Для нас нет ни прошлого, ни будущего, только изменяющееся настоящее. Мы свободны от каких-либо конкретных цепей, но бессильны перед судьбой в той же мере, что и другие.
- Я читал о таких представлениях, но мне они довольно-таки чужды.
- Потому что у тебя не было возможности проникнуться ими.
- Ты уже упоминала землю Общих Снов. Это то же самое, что и родина Плоти?
- Возможно. Мы еще не пришли к единому мнению на этот счет.
Элрик, который почувствовал временное улучшение после снадобья, начал получать удовольствие от разговора, рассматривая его в первую очередь как некую приятную абстракцию. Без рунного меча на боку он испытывал душевную легкость, какой не чувствовал с первых дней своего ухаживания за Симорил в те относительно спокойные годы, когда растущие амбиции Йиркуна еще не отравляли жизнь мелнибонийского двора.
Он вспомнил эпизод из истории собственного народа.
- Я считал, что мир - это представление о нем тех, кто в нем обитает. Я, помнится, читал об этом в «Лепечущей сфере»: «Разве кто-нибудь может сказать, что есть внешний мир, а что внутренний? То, что мы считаем реальностью, на самом деле может быть лишь порождением фантазии, а то, что мы определяем как сон, может оказаться величайшей истиной». По-моему, такая философия близка к тому, что говоришь ты, госпожа Оуне.
- Довольно близка, - сказала она. - Хотя и представляется мне немного фантастической.
Так они и ехали, разговаривая, словно два ребенка на загородной прогулке, и к заходу солнца добрались до Бронзового шатра. Их снова провели мимо мужчин и женщин, сидевших или лежавших вокруг огромного, поднятого на возвышение ложа, на котором покоилась маленькая девочка, являвшаяся для этих людей символом и смыслом существования.
Элрику показалось, что осветительные жаровни и лампады горели теперь не так ярко, как в прошлый раз, а девочка стала еще бледнее, но он, повернувшись к Раику На Сеему, напустил на себя уверенное выражение и сказал:
