Процион, наоборот, с самого начала был конструктивен. Однако Каррас всё равно почувствовал досаду. Причём источником этого ощущения служил сам сержант Караула Андреас Кулле.
Он действительно гоняет группу по кругу ради пользы новых членов Караула? Или его настоящая цель — оценить не-сержантов, которых привёл с собой?
Каррас полагал, что вместе с остальными учениками заслужил большего.
— Вы требуете срезать ещё восемь секунд, сержант, — начал он без церемоний. — Могу ли я спросить, как бы вы сами этого добились?
Кулле встретился глазами с Каррасом и заметил, что взгляд у того острый и твёрдый, как наконечник копья.
«Так, — подумал Серебряный Череп, — кажется, он меня раскусил. Ган с Проционом ждали нашего решения достаточно, но всё-таки нужно было удостовериться. Ладно, Призрак Смерти. Как бы там ни было, всё, что мне нужно, я уже узнал».
— Брат Процион. Брат Ган. Пока свободны, — распорядился Кулле, не поворачиваясь. — Возвращайтесь в казармы и изложите свои выводы письменно. К вечернему построению отчёты должны быть готовы. Я просмотрю их после заключительной литании.
Обоим десантникам явно не понравилось, что их отсылают, однако оба торжественно отсалютовали Кулле, ударив правым кулаком по нагруднику, и провозгласили хором: «За честь Караула!». Затем развернулись и отбыли в сторону группы квадратных сооружений, что стояла в нескольких сотнях метров к югу. В одном из зданий располагался узел маглинии, откуда можно было взять самобеглую коляску до часовен-казарм. И вряд ли поездка у них будет сопровождаться дружеской болтовнёй. Каррас уставился на Кулле, ожидая пока тот обратит на него внимание.
Светло-серые глаза сержанта провожали пару удаляющихся кандидатов. Когда они отошли подальше, Кулле произнёс: «Ган не пройдёт. Восемнадцать лет он прослужил с отличием в отряде «Цербер», но подобное мышление не подходит для сержанта Караула. Ган получит другую истребительную команду или отправится обратно в свой орден. А вот Процион…»
Сержант вернулся обратно к Каррасу.
— В истребительной команде Караула Смерти слабость одного — это слабость всех. Альфа просто обязан знать, где и кто у него слабое звено. В этом заключается его роль: делать поправки на это слабое звено или, по возможности, избавиться от него совсем.
— Я не считаю, что Уфрейди тормозит наше вхождение, — сообщил Каррас.
— Ты подозреваешь другое, — ухмыльнулся Кулле. — Прекрасно. У меня есть преимущество — мониторы, а ты действуешь без шлема и своего дара, это нужно принять в расчёт, но я рад, что ты заметил. С вхождением, действительно, проблема, как указал Процион, но штурм последней комнаты — этап зачистки с дымом — и есть как минимум половина твоих трудностей. Ты знаешь, что один из группы умышленно вас тормозит?
— Тормозит, да, но — умышленно?
Кулле перестал ухмыляться.
— Я велел Проциону и Гану не говорить ничего. Я рад, что ты заметил. Это — Ультрадесантник, Соларион. Он портит результаты группы с самого первого прохода: зачищает западный коридор, как на прогулке, вышибает свою дверь на целую секунду позже всех остальных. Если бы это было простое неспособие, я бы его заменил. Но Караул Смерти не пускает в свои ряды неумех: будь Соларион таким, его бы тут не было. Я смотрел его результаты. Это образцовый оперативник. Но могу сказать почти наверняка: он своевольно пытается от тебя избавиться. Вы не пересекались прежде? Может, мы чего-то не знаем?
Каррас потерял дар речи. Ультрадесантник? До сегодняшнего дня они не перемолвились даже словом.
Слева, из-за ряда мониторов, раздался бесстрастный, искажённый решёткой вокализатора голос одного из техножрецов:
— Сержант Караула, убойный блок восстановлен. Бригады сервиторов удалены. «Штормовой ворон» готов.
— Что будешь делать с Соларионом? — поинтересовался Кулле.
Пока «Штормовой ворон» в отдалении справа разгонял турбины, Каррас боролся со вспыхнувшей внутри яростью. Обратив против неё свою волю, точно поток ледяной воды, он заставил её погаснуть. Эмоции здесь не помогут. Караул Смерти требует эффективности — и Каррас видел лишь один способ её добиться.
— Я встану с ним. Манникс возьмёт западный коридор. Соларион идёт со мной. Посмотрим, как ему это понравится.
Ухмылка Кулле вернулась: хищная, как саблезубая улыбка цестейского крокофида.
— Только не застрели его по чистой случайности, брат. Стрельба по своим не украсит мой отчёт.
Пристальный взгляд сержанта скользнул над правым плечом Карраса к столам с боеприпасами, возле которых перезаряжалась и готовила оружие остальная группа. Отбросив ухмылку, Кулле рявкнул:
— Марш обратно в «Штормовой ворон», вы, косорукие черепахи! Двадцать один — счастливое число!
Хигган Дозуа в тысячный раз жадно прошёлся взглядом по её фигуре, упиваясь красотой женщины с тем же наслаждением, что и впервые. Сейчас это получалось уже машинально, перебороть себя он был не в силах. Вот она стоит подле обзорного иллюминатора, спиной к нему, абсолютно холодная, несмотря на все козыри, которые капитан выкладывал перед ней все эти несколько недель. Он обвёл глазами изгиб её бёдер, длинные стройные ноги в гладких чёрных брючках, изящные лодыжки в объятиях облегающих сапог на остром каблуке. Женщина шевельнулась — и по чёрным волосам пробежали отблески желтоватого света обзорной палубы.
«Что ж за мучение такое? — подумал Дозуа. — Клянусь, ей нравится меня дразнить. Ещё час до земли — и всё закончится. Все эти недели, все эти часы вместе — и ничего. Если бы она не заплатила столько…»
Но даже несмотря на царскую плату, уязвлённое достоинство грызло его по-прежнему. Он с самого начала повёл себя как джентльмен, ясное дело. Каждый вечер она ужинала за капитанским столом. Он определил ей самые роскошные апартаменты на корабле (не считая его собственных, конечно). Он усиленно пичкал её тонкими винами, редкими деликатесами, заумными беседами, играми на двоих. Он даже напрямую выразил свои желания, когда всё остальное оказалось впустую. Однако эта женщина, урождённая в благородной семье, у которой финансовых проблем было больше, чем у него самого, если отчёты не врали, отвергла все его авансы.
Дозуа, не самый уродливый мужчина на свете и, к тому же, наследник значительной части богатства своей семьи, этого понять не мог. Он всегда пользовался немалым успехом у пассажиров женского пола. Но с другой стороны, он ещё никого так не хотел уложить в постель, как леди Фару Деванон. И опять Дозуа позволил взгляду пройтись по этим бёдрам. «Высший класс!». Пожалуй, в этом и заключалась проблема. Наверное, она почувствовала его жгучее нетерпение — и это её оттолкнуло. «Уже поздно изображать равнодушие, — подумал Дозуа, — путешествие закончилось». Они с экипажем доставили её, как и было оговорено, на Кьяро. Семья Деванон хотела заполучить контракты на поставки промышленного оборудования сюда, хотя зачем это делать на планете, удалённой от всех основных имперских торговых путей — это выше его понимания. Она вскользь упоминала какие-то дальние семейные связи, но Дозуа в этот момент был слишком занят любованием изящной линией её шеи.
