Вьюга не унималась ни днем, ни ночью. Сугробы взбирались на стены и заполняли промежутки между зубцами, крыши напоминали подушки, палатки проваливались. Между зданиями протянули веревки, чтобы люди не заблудились, идя через двор. Часовые грели руки в башенках над жаровнями, а снеговики на стенах росли и делались все чуднее; копья, которыми их снабдили, украсились ледяными бородами. Хостин Фрей, хвастливо уверявший, что снег ему нипочем, отморозил себе ухо.
Больше всех страдали лошади во дворах. Обледеневшие попоны не успевали менять, а от костров было больше вреда, чем пользы. Боевые кони привыкли бояться огня и шарахались от него, калеча себя и других. Повезло лишь тем, кто стоял в заполненных до отказа конюшнях.
– Боги прогневались на нас, – говорил в Великом Чертоге старый лорд Локе. – Дует, как из самой преисподней, и снегу конца не видать.
– Может, они на Станниса гневаются, – спорил воин из Дредфорта. – У него-то вовсе никакого укрытия нет.
– Это еще как посмотреть, – встрял в спор вольный всадник. – Его колдунья умеет огонь вызывать, а ее красный бог хоть какой снег растопит.
«Ох и дурак же ты, – подумал Теон, – городить такое при Желтом Дике, Алине-Кисляе и Бене Бонсе». Те, конечно, доложили обо всем лорду Рамси, а тот велел вытащить болтуна наружу. «Любишь Станниса, так и чеши к нему». Дамон-Плясун пару раз ожег несчастного своим длинным кнутом; пока его тащили к Крепостным воротам, Свежевальщик и Дик спорили, скоро ли кровь на рубцах застынет.
Главные ворота так вмерзли в снег, что подъемную решетку пришлось бы долго откапывать. То же относилось и к воротам Королевского тракта – там еще и цепи подъемного моста обледенели намертво. Охотничьи, которые не так давно открывались, успело основательно замести; оставались лишь Крепостные – скорее калитка во внутренней стене, чем ворота. Через ров за ними был перекинут мостик, но во внешней стене какие-либо проемы отсутствовали.
Злополучного вольного всадника протащили через мост и загнали на стену. Там Алин со Свежевальщиком взяли его один за руки, другой за ноги, раскачали и швырнули с восьмидесятифутовой высоты. Он ухнул в высокий сугроб, но лучники на стене говорили, что он все-таки сломал себе ногу и полз, волоча ее за собой – кто-то даже пустил ему в зад стрелу.
– Не пройдет и часу, как сдохнет, – предсказал Рамси.
– Или будет сосать хрен Станнису еще до заката, – рявкнул Амбер Смерть Шлюхам.
– Как бы не отломился хрен-то, – засмеялся Рикард Рисвелл. – Замерз небось, что твоя сосулька.
– Лорд Станнис заблудился в метели, – бросила леди Дастин. – Он за много лиг от нас, живой или мертвый. Пусть зима делает свое дело: через пару дней снег надежно похоронит все его войско.
«И нас заодно», – подумал Теон, дивясь ее неразумию. Как леди Барбри, северянка, не боится говорить такое при старых богах?
На ужин была гороховая каша с вчерашним хлебом. Люди роптали, видя, что выше соли опять едят ветчину.
Когда Теон трудился над своей деревянной миской, кто-то прикоснулся к его плечу.
– Не тронь меня! – крикнул он, подбирая упавшую ложку, пока какая-нибудь из девочек Рамси не утащила. – Не смей меня трогать!
Еще одна прачка Абеля уселась рядом с ним, совсем близко. Эта была юная, лет пятнадцати-шестнадцати, с копной давно не мытых белокурых волос и пухлыми губками, которые так и тянет поцеловать.
– Уж нельзя девушке и потрогать. Я Холли, с позволения вашей милости.
Холли-потаскушка… однако хорошенькая. Раньше он сразу посадил бы ее к себе на колени, а теперь дудки.
– Чего тебе?
– Крипту хочу поглядеть – не покажете? – Холли намотала локон на пальчик. – Там, говорят, темно – трогай что хочешь. А мертвые короли смотрят.
– Тебя Абель послал?
– Может, он, а может, сама пришла. Если вам нужен Абель, я его приведу. Он споет милорду красивую песню.
Каждое слово убеждало Теона в том, что здесь что-то нечисто, но что? Чего надо от него этому Абелю? Певец-сводник с лютней и фальшивой улыбкой хочет знать, как Теон взял замок, но не затем, чтобы песню об этом сложить. Не иначе, удрать отсюда задумал; лорд Болтон спеленал Винтерфелл, как хорошая нянька, – никто не входит и не выходит без его позволения. Теон не упрекал Абеля за такие намерения, но и помогать ему не желал.
– Не надо мне ни Абеля, ни тебя, ни твоих сестричек. Оставьте меня в покое.
Снаружи крутились снежные вихри. Теон, держась за стену, пришел к Крепостным воротам. Часовых он принял бы за пару снеговиков, если б не пар от дыхания.
– Хочу по стене пройтись, – сказал он, сам дыша паром.
– Там наверху холодрыга зверская, – предупредил один.
– Внизу тоже, – сказал другой. – Хочешь погулять – вали, Переметчивый, воля твоя.
Подняться по заснеженным ступенькам было не просто. Наверху Теон быстро отыскал место, откуда сбросили вольного всадника. Сбив свежий снег, он высунулся в промежуток между зубцами. Спрыгнуть, что ли? Всадник-то выжил. Вопрос в том, что будет с ним дальше. Сломанная нога и мучительная смерть? Милосердная смерть на холоде?
Он, видно, спятил. Рамси со своими девочками выследит его очень быстро. Если боги смилуются, Рыжая Джейна, Джез и Гелисента порвут его на куски, если нет, он будет взят живым.
– Вспомни свое имя, – прошептал он.
Утром на замковом кладбище был найден пожилой оруженосец сира Эйениса Фрея – мертвый, голый, с заиндевелым лицом. Сир Эйенис решил, что тот напился и заплутал, но никто не мог объяснить, с чего ему вздумалось раздеваться. Еще один пьяница… каких только подозрений не топит в себе вино.
В тот же день в конюшне обнаружился арбалетчик Флинтов с проломленным черепом. «Лошадь его лягнула», – сказал лорд Рамси. Больше похоже на дубинку, подумал Теон.
Все это казалось ему знакомым, как не раз виденное представление, только лицедеи сменились. Русе Болтон играл теперь роль Теона, а недавние мертвецы – роли Аггара, Гинира Красноносого и Гелмарра Угрюмого. Участвовал в представлении и Вонючка, тоже другой – с окровавленными руками и сладкой ложью на устах. Вонючка, хитрая штучка.
Лорды в Великом Чертоге ссорились на глазах у своих людей.
– Долго ли нам дожидаться этого короля, который никогда не придет? – вопрошал сир Хостин. – Надо самим завязать сражение и покончить с ним наконец.
– Выйти из замка?! – Тон однорукого Харвуда Стаута давал понять, что он скорее даст отрубить себе уцелевшую руку. – В такую-то непогоду?
– Его еще найти надо, Станниса, – указал Русе Рисвелл. – Из тех разведчиков, что уходили последнее время через Охотничьи ворота, никто пока не вернулся.
