Голос был ближе, чем я помнил из сна. И громче. Яростнее. Я открыл глаза.
Ноги. Лес ног — обмотанных тряпьём, обутых в тяжёлые башмаки — стоял передо мной. Я проследил по ним до верха и обнаружил суровые, истощённые лица толпы поселенцев. Их внимание металось между моим распростёртым телом и кем-то позади меня. Проповедник, что ли? Я начал подниматься на подгибающихся ногах, пытаясь прийти в себя после бутылки «Дикой змеи»
— Встань и узри пророка вселенского уничтожения!
Твёрдый башмак в спину отправил меня барахтаться в вонючей грязи.
Толпа одобрительно засвистела. Я перевернулся на спину, утонув локтями в жиже. И сквозь залепившую глаза грязь разглядел проповедника в балахоне: рваные полосы бордовой ткани спускались от шеи до самой земли. Кожаная маска закрывала всё, кроме пары бешеных глаз и рта, плюющего кровью. В городке объявился проповедник из Дома Искупления.
— Подонок! Встань и держи ответ перед домом Кавдоров — истинным провозвестником искупительного пламени!
Один глаз за чёрной кожаной маской особенно привлекал внимание: лопнувшие сосуды как бы сходились к зрачку, чёрному, как смола. Башмак со всего размаху врезался мне в лицо.
— Послушай, старик, — прохрипел мой голос откуда-то из-за пелены вчерашнего возлияния, — я бы смог встать, если бы ты перестал играть в крысобол моим лицом.
Позади воцарилось ошарашенное молчание. Сам проповедник сначала застыл, а потом яростно затрясся. Театральное представление это или трясучка религиозного психопата — выяснять желания не было.
Кое-как я поднялся. Проповедник Кавдоров опять замер. Толпа поспешно расступилась.
— Твою мать… — буркнул я: рука в кожаной перчатке держала ручной огнемёт.
— Огрызаешься, крысёныш? Насмехаешься над предвестником очищающего пламени? — Белёсый язык высунулся изо рта священника и спрятался обратно. — Ищешь себе кары небесной?
— Слушай, я с радостью уйду проспаться куда-нибудь в другую часть города…
Проповедник ткнул огнемётом в мою сторону. Толпа раздалась ещё шире.
— Этому городу крысокожее отребье ни к чему. Отправляю тебя пообщаться со твоими богохульными духами улья!
— Я наполовину крысокожий, ты, слизеед! — Я рванул в толпу в надежде, что расстояние и тела остальных защитят от огня.
«Щёлк!»
— А-а-а-а-а! — Я бросился в кучу мусора.
«Чпок!»
Шквала огня не последовало. Я глянул через плечо.
Фанатик стоял на месте. Старомодное оружие по-прежнему было направлено в мою сторону, но не работало. Возле меня в грязь шлёпнулся пустой баллон.
Старик полез за другим в свою рванину.
В руку мне очень удобно легла свинцовая труба с толстым болтом, приржавевшим к одному концу. Я вырвал её из мешанины древнего металлолома и замахнулся.
Священник, поковырявшись в своих обрывках, выудил новый баллон.
— А-а-а-а-а! — заорал я в ужасе и панике.
— А-а-а! — Служитель Искупления свёл руки, заряжая огнемёт.
Тёплая струйка потекла у меня по ноге. Хоть что-то приятное. Я прыгнул к священнику, прикидывая варианты…
…у него наверняка есть друзья…
…но уже поздно.
Труба глубоко ушла в кожаную маску. Где-то в голове у него что-то хрустнуло. Глухо шмякнувшись в грязь, проповедник распростёрся по земле. Я подхватил его огнемёт и развернулся к толпе. Лишь серебристый снегопад из пепла — и ни одного поселенца в поле зрения.
Серебристый пеплопад стал гуще. Где-то в улье, в нескольких милях надо мной, древние механизмы заскрежетали, двигая поршнями, вращая шестерни и запуская тысячелетние машины улья Примус.
08:00
Пеплопад усиливался. Я смотрел, сидя в салуне Карага, как подульевики лихорадочно разбегаются в поисках укрытия, стараясь вдыхать частицы пепла по минимуму. Превысишь ежегодную норму — и укоротишь свой срок на столько рад, сколько вдохнул. Внутри бара дым почти не задерживался: воздушные фильтры почти сразу высасывали его в баки испарителей Нижнего города. Деньжата старого фанатика пошли на новую бутылку «Дикой змеи» и пару таблеток у одного знакомого барыги. Я принялся обдумывать ситуацию. Жизнь у крысокожих, ошивающихся в городе, стала портиться — причём так сильно, что, похоже, даже полукровки вроде меня теперь стали целью для Искупления. Нужно бы переселиться повыше, устроиться на фабрику к Орлокам, пока не накоплю достаточно кредов, чтобы заплатить за часть «новакожи» и денёк под капельницей с сывороткой (лёгочный насос мне не нужен: респиратор, который я нарыл ещё молодым, спасал от ядовитого воздуха). Как только подлатаюсь, у меня будет больше шансов наняться на работу к какой-нибудь знатной семье из шпиля.
Вытяжной вентилятор над баром залопотал, издал предсмертный хруст и смолк. Взгляды всех присутствующих почти тотчас обратились на меня. Караг — здоровенный мужик с кучей зубов — вытянул руку. Между двух его настоящих пальцев были зажаты несколько гильдейских кредитов.
— Сарак, ты всех нас сильно обяжешь, если выудишь то, что там застряло.
— Я больше дымоходы не чищу.
— Даже для друзей? — Караг накинул ещё пару монет.
— Попробуй как-нибудь выковырять оттуда катаканского лицееда — и посмотрим, как тебе захочется лазить туда второй раз.
— Если согласишься, с меня ещё бутылка «Дикой змеи».
08:50
В вентиляции был кто-то полуживой. Его писк метался внутри стального лёгкого, что подавало воздух в бар подо мной. Влажная среда воздуховодов подулья вообще служила пристанищем для тварей, которые не вынесли бы жизни в другом месте: миллиазавров-альбиносов, светящихся плетечервей, а также самых разнообразных тропических спор и жуков.
Я дюйм за дюймом пробирался к вытяжному вентилятору, и тут под рукой хрустнуло несколько мелких панцирей. Скулёж прекратился. Тварь меня услышала. Я повозился с фонариком и направил луч вперёд — на механизм.
— И-и-и-и! — Нечто, словно кожистая стрела, метнулось вперёд, щёлкнув иглами зубов у меня перед лицом.
— Что за… — Руки мои соскользнули.
Фонарик выскочил и закувыркался, выписывая лучом спирали по стенах. И замер, направив свет на тварь. Четыре глаза в ряд торчали у неё над головой, уставившись в мои и не мигая. Множество ног с перепонками. Тварь прыгнула.
— А-а-а!
«Клац-клац!»
Зубы оказались всего в нескольких дюймах от моего лица. Но и только.
За спиной у твари длинный хвост, похожий на рубчатую полоску кожи, тянулся до самого вентилятора. Вот что её держало.
— Караг! — крикнул я вниз, в бубнящий бар, через дырку вентиляции.
