— Сейчас сезон штормов, — орет в ответ Олос, — с южных полярных регионов поднимается какая-то странная хрень, которая портит комм-передачи на любой дистанции больше двухсот метров. На каждой заставе есть астротелепат для связи с передающими спутниками на орбите. Летом не все так плохо, но орки выбрали самое худшее время для вторжения.
Кто-то тащится ко мне, и я смотрю на Лорона, его бледное, почти синее от холода лицо, виднеется из-за отороченного мехом капюшона. Как и на остальных, на нем длинная, серо-коричневая шинель, которые мы получили, когда спускались на шаттле. Он держит лазган в громоздких рукавицах, сшитых из того же материала.
— Какого черта кому-то пришло в голову жить в таком месте? — стуча зубами, вопрошает он. Олос пару раз тыкает пальцем в землю.
— Ансидиум девяносто, — отвечает он с усмешкой, — под скалами миллионы тонн руды с ансидиумом.
— Чем так чертовски полезен этот ансидиум девяносто? — спрашиваю я, размышляя, что может быть такого важного, чтобы три миллиона человек жили в таких негостеприимных условиях.
— Из него производят каталитическое веществе для плазменных реакторов, — говорит он, найдя среди своих покрытых снегом седельных сумок кобуру и доставая плазменный пистолет, — для начала, это один из самых стабильных элементов воспламенения для плазменного оружия. Говорят, что плазменное оружие, произведенное из ансидиума добытого на Крагмире имеет только сорок пять процентов отказов.
— Кажется, вы слишком непринужденно болтаете с осужденными преступниками, — вставляет Полковник.
Я не вижу его лица, но думаю, что он одарил капитана одним из своих суровых взглядов.
— Они служат в наказание? — спрашивает капитан, засовывая плазменный пистолет обратно.
— Да, — секунду обдумав, отвечает Полковник, — они искупают свои грехи.
— Тогда они по мне, — со смехом отвечает Олос, — а вот шатающиеся вокруг не осужденные и не наказанные преступники меня беспокоят! Когда нас так осаждают орки, я рад любой помощи, которую могу получить!
— Вы считаете, что двадцать два человека смогут сильно помочь? — спрашивает Лорон, вылезая из особенно глубокого сугроба.
— Последний раз Крагмир атаковали около семи лет тому назад, — отвечает он нам, — десять человек удерживали заставу Гамма от корсаров шесть дней. В нужной ситуации десять человек лучше, чем сотня.
— Поверю на слово, — бормочет Лорон, отставая от нас.
НЕСКОЛЬКО десятков человек работают во входной камере, когда мы проходим через огромные двойные ворота заставы. Половина из них останавливается и смотрит на нас. Есть только одна вещь, которая меня раздражает больше всего остального, это косые взгляды. Я не знаю почему, можете называть это раздражительностью, если угодно, но почему все, прокляни их Император, столь любопытны, когда мы рядом? Хорошо, не каждый день «Последний шанс» оказывается у их порога, но разве я таращусь как какой-нибудь криволобый идиот, когда вижу что-нибудь, чего не видел раньше? Конечно, нет. Я имею в виду, что у меня есть некоторое самоуважение. Наша репутация, кажется, бежит впереди нас все сильнее и сильнее в эти дни. Я не уверен, раздражает это или забавляет Полковника. С одной стороны, чем больше людей слышали о нас, тем выше была наша ценность в качестве устрашения. С другой же, некоторые люди видели в нас почти героев, и он явно не желал, чтобы обычный гвардеец думал, что это своего рода очаровательное продвижение в карьере. Если они так думают, то они чертовски глупы. Лично мне наплевать и на то и на другое, покуда они не пялятся на меня, словно я какой-то экспонат в цирке уродцев.
Даже в стенах заставы Эпсилон, вырубленной в голом камне гор, холодно. Дьявольски холодно. Снаружи, говорят, что без подходящей одежды ты замерзнешь в течение пяти минут. В это я чертовски охотно верю, мои пальцы ног все еще не шевелятся после короткой прогулки от посадочной площадки с вершины долины. Сегодня мы отдыхаем здесь, а утром выдвигаемся. Когда я повел бойцов в реквизированную для нас Полковником часть бараков, Франкс подгреб ко мне.
— Планеты собираются убить меня, Кейдж, — мрачно заявляет он, руки в перчатках неуклюже расстегивают пуговицы его тяжелой зимней шинели.
— Если Ложная Надежда не прикончила тебя, то это место как прогулка по площади, — уверяю я его.
— Ложная Надежда, может быть, и не достала меня, — говорит он с гримасой на лице, — а вот холод раздирает мою грудь, я едва могу дышать.
— Переживешь, — с жаром отвечаю я, — мы наловчились выживать.
— Может быть, — все еще не убежденный, признает он, — это только вопрос времени, когда мы все умрем. Если это не сделает погода, то могут орки. Сколько мы еще можем выживать?
— Столько, сколько захотим, — решительно отвечаю я, хватая его за плечо, — Пойми, моя философия говорит о том, что если ты сдашься, то умрешь. Тебе нужно что-то, за что можно уцепиться. Для меня это Полковник. Каждый раз, когда я вижу его, я снова убеждаю себя, что он не получит моего трупа. Я не хочу доставить ему такого удовольствия. Пока что это работает.
— Ты веришь ему, насчет нашего шанса на искупление? — с надеждой спрашивает Франкс.
— Неважно во что я верю, — отвечаю я, пожав плечами, — важно то, во что веришь ты. Мы разбираемся с эти вопросом каждый по-своему. Линскраг думает, что если он просто сможет выжить, то вернется и затребует обратно свое баронство и отомстит своим врагам.
Кронин тронулся, но он считает, что теперь является гласом Императора, и это поможет ему пройти через все. У каждого есть что-то свое. А те, кто умерли, просто не верили в это достаточно сильно. Если ты хочешь драться за свою душу, то по мне это прекрасно.
— ИМПЕРАТОР, ты, мать твою, ошпарил меня! — вопит Гаппо на молодого парня у регулятора температуры воды. Пар поднимается от огромного бассейна, собираясь каплями на светло-голубой плитке стен. Он садится на бортик так, что в воду свешиваются только его ноги.
— Пусть так и будет горячо, пацан, — возражает бывший штурмовик Пол, — эта погодка проморозила меня до самого сердца, мне нужно отогреться.
— Смотри, чтобы твой крюк не заржавел, — глумится Гаппо, осторожно опуская свое тело в воду.
— Самая лучшая долбаная стирка за долгое время, — говорю я им, дотягиваясь до одной из бутылок с очищающим тоником.
— Должно быть, этот ансидиум стоит прилично, раз они так хорошо живут на Крагмире.
— Говорят, что Культ Механикус отдаст и руку и ногу за эту хрень, — соглашается Пол, соскальзывая глубже, пока на поверхности не остается только его подбородок.
