Он не стал произносить формального приветствия, а просто выставил ладонь и объявил: – Прошу, капитан. Если собираешься спросить, что я думаю...
Ситеро оборвал его: – Скажи мне, что твой «Ультрикс» не провёл последние четыре часа в какой-то блокировке, дьявол!
Мендел вздохнул и кивнул: – У нас все основные системы только что вернулись к работе, как и у вас.
– И это всё, что тебе есть сказать? Трона ради, Мендел! Что здесь происходит? У кого-то там снаружи есть коды отключения, которые могут оставить два военных корабля флота совершенно беззащитными, а ты, похоже, ни черта не готов сделать по этому поводу! Да нас уже могли порезать на ленточки! Да что на тебя нашло?!
Мендел глянул в сторону, отдал кому-то приказ на своём мостике и вернулся обратно к беседе: – Ты видел инсигнию, так же как и я, капитан, и нам её показали только потому, что хотели, чтобы мы знали, что никто на нас не напал. Это была любезность. Я не собираюсь начинать задавать вопросы, на которые, если честно, не хочу получить ответы. И, поверь мне, ты тоже не захочешь... Сделай нам обоим одолжение и забудь всё, что произошло.
– Чёрта с два я забуду! Я дойду до командования самого сектора! Последствия...
– Последствия, если подумать, того не стоят, сынок, – оборвал его Мендел. – Полагаю, тебе нравится дышать воздухом так же, как и мне, так что я выскажусь и закончу на этом. Надеюсь, ты считаешь меня хоть чуточку мудрее в силу моего возраста. Брось это дело с концом, капитан. Не упоминай в рапортах. Не записывай ничего в бортжурнал. Если кто-нибудь когда-нибудь тебя спросит, скажи, что это был глюк в скриптах отслеживания состояния корабля. Ничего больше. Вот твоя история, и держись её.
Ситеро знал, что выражение лица выдаёт его отвращение, но уже было ясно, что в желании развивать этот вопрос он одинок. А, как часто бывает права старая истина, один в поле не воин. Ситеро выругался под нос от желания сделать хоть что-то, но уже не настолько твёрдого, чтобы действовать против такой решительной отповеди. Ни Мендел, ни Бриндл, в конце концов, никогда не были глупцами оба.
– А если это случится ещё раз? – спросил он седого капитана. По тону его голоса было ясно, что Ситеро уже смирился с поражением.
– Тогда мы будем сидеть тихо и спокойно ждать, когда всё закончится, – ответил Мендел. – Я работал в системной обороне десятка других миров, капитан, и только раз... Послушай меня, я сомневаюсь, что это повторится, но если вдруг... – Он пожал плечами.
Ситеро кивнул, не очень-то довольный, но уже сдавшийся. – Хорошо, капитан. В таком случае, не буду больше задерживать…
Мендел ответил дружеской полуулыбкой и отключился.
Ситеро ещё долго молча пялился на пустой экран. В последующие дни многочисленные обязанности флотского капитана помогли задвинуть это дело поглубже на задворки памяти. Но он так никогда и не забыл его совсем. Время от времени память подбрасывала изображение черепа и литеры "I", которое вспыхнуло на всех его экранах, и Ситеро принимался размышлять о власти, которую оно представляло, и над вопросами, которые, похоже, никто больше не желал задавать.
Из тех, кому он приказал наблюдать в иллюминаторы, лишь один доложил о чём-то необычном. Два часа и тридцать три минуты после начала блокировки основных систем, Ормонд Гривс, младший техник-артиллерист, приписанный к одной из кормовых плазменных батарей, доложил о короткой вспышке, чиркнувшей по краю тёмного полушария планеты под ними. Было похоже, сказал он, будто что-то – может, небольшое судно, а может, просто космический мусор – на скорости вошло в атмосферу Кьяро. У Гривса было острое зрение – и был он человеком набожным, из чьих уст редко, если вообще когда-нибудь, звучала неправда. Однако его доклад так никогда и не попал в записи корабля.
Что на самом деле произошло в тот день на орбите рудного мира Кьяро, точно могли ответить только те, кто был тому причиной. Но они были из Священной инквизиции и, за единственным исключением, не отвечали ни перед кем.
– Чёрное семя посажено, – сообщила одна спрятанная под капюшоном фигура другой такой же ясным, но невыразительным голосом.
Обе фигуры сидели друг против друга за столом из тёмного полированного дерева с богатым и неестественно симметричным рисунком. Вокруг не было никакой имперской символики. Простая комната, освещённая простыми масляными светильниками в простых железных креплениях. На столе не было ни бокалов, ни блюд; на стенах – ни драпировки, ни портретов. Здесь в них не было никакой нужды. Ведь это место и всё, что в нём находилось, было не более чем психической проекцией. И сами фигуры были только проекциями, на самом деле сидя за много световых лет друг от друга, сведённые вместе стараниями работающих на износ психических хоров в их распоряжении. Ничто здесь не было реальным, кроме слов, которыми фигуры обменивались, и сознаний, стоящих за ними. Сюда, в этот совместно воображаемый интерьер, не мог проникнуть незамеченным никто другой. Никто другой не мог подслушать их речи, ибо велись они втайне. И было это хорошо…
– Созревание? – спросила вторая фигура.
– Четыре года при десятипроцентном обращении, учитывая известный период вынашивания. Девятнадцать лет полностью, если прогнозы магоса окажутся точными. Наблюдатели, конечно, на месте, но если появятся задержки по времени...
– У вас будут новые агенты, которые вам нужны. Командор Караула, возможно, будет недоволен, однако не откажет. Новое соглашение скреплено вашей личной печатью, как уговорено. Караул Смерти знает, что это может ему дать. Другие ваши агенты, конечно, на месте?
– Одни из моих лучших, и я размещаю остальных прямо сейчас.
– Среди них нет тех, к кому вы слишком привязаны, я надеюсь?
– Вы научили меня быть выше этого.
Наклон головы, признание комплимента. – Вы, как всегда, делаете мне честь. Пусть так будет и прежде. Если проект «Черное Семя» принесёт плоды, ваши самые сугубые чаяния могут оказаться на грани воплощения.
– Или могут не оказаться. В любом случае, ваша беспрестанная поддержка...
– Взаимовыгодная, мой старый друг, как я уже заверял вас прежде.
– Даже если так, я готов повторить, что обязан вам, ещё раз, если вы соблаговолите выслушать меня.
Поднялась рука. – Ваша преданность не оставляет никаких сомнений. Нам обоим известны жертвы, на которые необходимо будет пойти. Пусть наши противники считают, что вы работаете против меня. Я с радостью потерплю мелкие укусы ради большего приза. Вы отлично потрудились, пролагая ложный след. Теперь они пойдут туда, куда их поведём мы, и поймут свою ошибку уже слишком поздно. К тому времени мы поразим их изнутри, и наш покровитель придёт к власти беспрепятственно.
