— А зачем вы проверяли меня на Человека?
— Чтобы ты стал свободным.
— Свободным?
— Когда-то давно люди понадеялись на машины, думая, что с их помощью смогут сделаться свободными.
Но вместо этого машины помогли меньшинству поработить большинство.
— «Да не дерзнет никто создавать машину по образу и подобию человеческого разума», — процитировал Поль.
— Правильно. — Преподобная Мать одобрительно кивнула. — Так сказано в Истории Бутлерианского Джихада и Оранжевой Католической Книге. Но на самом деле в Оранжевой Книге должно быть сказано: «Да не дерзнет никто создавать машину, подменяющую человеческий разум». Ты когда-нибудь изучал вашего ментата?
— Суфир Хайват обучает меня.
— После Великого Восстания человечество отбросило свои костыли. Начал развиваться человеческий мозг. Появились школы, где стали использовать человеческие способности.
— Бен-Джессерит?
— Да. Из всех древних школ сейчас сохранились две: Бен-Джессерит и Космическая Гильдия. Гильдия занимается почти исключительно математикой. У нас, в Бен-Джессерите, немного другие задачи.
— Политика, — сказал Поль.
— Кул вахад! — старуха бросила свирепый взгляд на Джессику.
— Я ему ничего не говорила, Ваше Преподобие, — отозвалась та.
Преподобная Мать снова обратилась к Полю:
— Ты сделал правильный вывод, хотя у тебя не было почти никаких исходных данных. Конечно, политика. Те, кто создавал Бен-Джессерит, понимали, что через всю человеческую историю должна проходить нить преемственности. Они видели, что это не получится, если не разделить человечество на два стада: одно — стадо людей, а другое — животных. Для сохранения чистоты породы.
Ее слова внезапно перестали сверкать бриллиантовым блеском. Поль уловил это чутьем, которое его мать называла инстинктом истины. И вовсе необязательно, что старуха его нарочно обманывала. Очевидно, она сама верила тому, что говорила. Но подлинные причины лежали глубже.
— А почему мне мама рассказывала, будто многие выпускницы Бен-Джессерита не знают своих родителей?
— Все генетические линии хранятся в наших архивах. Твоя мать знает, что, если она вышла из Бен-Джессерита, значит, она из того стада.
— Тогда почему ей запрещается знать, кто ее родители?
— Некоторые знают… Но большинство — нет. Например, нам могло бы понадобиться скрестить ее с близким родственником, чтобы получить необходимую доминанту в генетическом коде. Мало ли какие у нас возникнут соображения!
И снова его инстинкт правды почувствовал неладное. Поль сказал:
— Вы слишком много на себя взяли.
Преподобная Мать недоуменно посмотрела на него: Он, кажется, нас критикует?
— Да, мы несем тяжелую ношу, — сказала она вслух.
Поль почувствовал, что он все больше и больше приходит в себя после испытания. Стараясь глядеть на нее спокойно, он спросил:
— Вы сказали, что я, возможно… Квизац Хадерак. Это что, говорящий гом-джаббар?
— Поль, — воскликнула Джессика, — в каком тоне ты…
— Оставь нас, Джессика, — перебила ее старуха. — Скажи мне, малыш, что тебе известно о наркотике — возбудителе Истины?
— Его принимают Императорские Судьи, он развивает способность распознавать ложь. Так говорила мне мама.
— Ты когда-нибудь видел Судью Истины в состоянии транса?
Поль покачал головой:
— Нет.
— Этот наркотик — опасная вещь. Но он развивает внутреннее зрение. Когда Судья Истины принимает его, он заглядывает в очень далекие уголки своей памяти, точнее — памяти своего тела. Мы можем ходить по коридорам прошлого… но только по тем коридорам, куда есть вход женщинам, — в ее голосе звучала грусть. — Но есть место, скрытое от глаз всех Судей Истины. Это нас беспокоит, даже страшит. Предание гласит, что однажды придет Человек, мужчина, который с помощью нашего наркотика получит дар внутреннего зрения. Он-то и увидит то, чего нам не дано…
— Это и есть ваш Квизац Хадерак?
— Да, Квизац Хадерак — тот, кто может быть во многих местах сразу. Многие пробовали принимать возбудитель Истины, очень многие, но все безуспешно.
— Пробовали, и ни у кого не получалось?
— Увы, — она покачала головой. — Пробовали и умирали.
Пытаться узнать Муад-Диба, не зная ничего о его смертельных врагах, Харконненах, это все равно что пытаться увидеть правду, ничего не зная о лжи, или увидеть свет, не представляя, что такое тьма. Это невозможно.
Принцесса Ирулан, «Жизнеописание Муад-Диба».
Частично скрытый тонкой завесой рельефный глобус быстро вертелся, подталкиваемый унизанной кольцами пухлой рукой. Он крепился на причудливой фигурной подставке к одной из стен комнаты без окон. Остальные стены были сплошь заставлены стеллажами со свитками, книгофильмами, кассетами и бобинами. Комната освещалась большими золотыми шарами, висевшими в поплавковых полях.
Посередине стоял овальный стол с розовато-зеленой крышкой из окаменелого элаккового дерева. Вокруг него располагались кресла, два из которых были заняты. В одном сидел темноволосый юноша лет шестнадцати — круглолицый, с угрюмым взглядом. Во втором расположился стройный невысокий мужчина с женоподобным лицом.
Оба, мужчина и юноша, смотрели на глобус и на вращавшего его человека, наполовину скрытого за занавеской.
Оттуда прозвучал короткий смешок, и низкий голос пророкотал:
— Вот она, Питтер, самая большая ловушка, в которую когда-либо попадались люди. И герцог Лето направляется прямо сюда! Чувствуете, сколь грандиозно то, что делаю я, барон Владимир Харконнен!
— Вне всякого сомнения, барон, — отозвался мужчина. Он говорил сладким, мелодичным тенором.
Пухлая рука опустилась, и глобус остановился. Теперь все взгляды устремились на его поверхность. Это был экземпляр, выполненный специально для императорских сборщиков налогов и губернаторов планет. На нем стояло клеймо императорских мастерских. Параллели и меридианы были изготовлены из тончайшей платиновой проволоки, а полюса выложены сверкающими бриллиантами.
Теперь пухлая рука скользила по рельефной поверхности.
— Извольте взглянуть, — пророкотал бас, — смотри, Питтер, и ты, мой дорогой Фейд-Рота, от шестидесяти градусов северной широты до семидесяти южной идут эти изящные волны. Обратите внимание на их цвет — правда, похоже на сладкую карамельку? И нигде ничего синего — ни рек, ни озер, ни морей. Эти милые полярные шапки слишком малы. Разве можно такое местечко с чем-нибудь спутать? Аракис! Единственный и неповторимый. Исключительное место для нанесения решающего удара.