расплылось в улыбке, широкой и зубастой, такой же непроницаемой, как и все остальные эмоции, которые он когда-либо испытывал. Оно выглядело фальшивым, его лицу нельзя было доверять, а когда все вокруг казалось ложью, любую явную ложь нужно было воспринимать на равных.
— Ах, Лелит! Как хорошо, что ты вернулась. Отставить! — добавил он, повысив голос до характерного хриплого лая, способного уязвить самого высокомерного архонта, и Лелит скорее почувствовал, чем увидел, как приближающиеся фигуры кабалитов опускают оружие.
— Ты приводишь весьма интригующий аргумент, — сказал Вект, как будто они обсуждали вопрос древней философии эльдари, а не то, стоит ли Лелит проливать его кровь. — Я должен как следует обдумать его. А пока… — Он бросил томный взгляд в сторону дверей. Во что бы то ни стало возвращайтесь к своим культам и продолжайте свои игры. Возможно, появится более подходящая кандидатура на роль королевы.
Лелит могла бы сказать что-нибудь пренебрежительное. Она могла бы оспорить его слова, могла бы посмеяться над тем, что любой титул, который Вект присвоит другому, будет не более чем блестящей безделушкой, чтобы отвлечь их внимание. Но она не стала этого делать, потому что Лелит знала, насколько узким было лезвие ножа, по которому они сейчас шли. Верховный владыка заявил, что все сложилось к его удовольствию, и теперь Лелит предстояло позаботиться о том, чтобы не разрушить эту иллюзию для других. Истина в Комморраге была такой, какой ее назвал Асдрубаэль Вект, и выдавать ложь за правду, которая тебе выгодна, было в высшей степени неразумно.
Она убрала нож с его горла и убрала оружие в ножны. Моргана пристроилась рядом с ней, и они стали пробираться через зал, направляясь к выходу. Это было ложное ощущение безопасности, поскольку нигде в Комморраге не было по-настоящему безопасно от Асдрубаэля Векта, но это было начало.
— Уберите тела, — приказал Вект, стоя позади них. Затем он снова слегка повысил голос. — И Лелит?
Лелит повернулась, готовая действовать, если это окажется прелюдией к тому, что Вект прикажет своим кабалитам разрубить их теперь, когда клинок исчез из его шеи. Риск был всегда, но что было ей делать? Попытаться уйти отсюда, держа его перед собой, и быть готовой перерезать ему горло при первом же признаке беды? Это было оскорбление, которое никогда нельзя было смыть; это был бы первый выстрел войны, от которой не было бы спасения.
— Помни, — сказал Верховный владыка, и все фальшивые улыбки исчезли с его лица, словно свет, заслоненный грозовыми тучами. Этот город — моя первоочередная забота. — Если будешь пытаться дестабилизировать ситуацию даже сейчас, когда наши позиции… определены… я не смогу с этим мириться.
Он имел ввиду, что если он заподозрит, что Лелит пытается поступить так, как она угрожала, и будет собирать вокруг себя сторонников, чтобы отнять у него трон, он ударит по ней со всей силой, какая только есть в его распоряжении. Уйдя, она лишила себя возможности нанести первый удар в войне, которая может начаться между ними, и Вект теперь будет наготове.
Она склонила голову.
— Понятно, лорд Вект. Ножи у меня есть. Что еще мне нужно?
Она повернулась и продолжила идти. Но выстрелов так и не последовало.
Прайдиан Призрачный Глаз исчез, и никто — даже принцесса Тишрия, которой Лелит отправила послание, являвшееся лишь частью этого расследования, — не знала, куда и когда отправился так называемый принц Танишар. Это, несомненно, было самым разумным решением со стороны арлекина, поскольку любой намек на союз с Лелит был бы для него очень опасен, но его отсутствие все равно раздражало. Лелит не могла отделаться от ощущения, что, хотя ей, вполне возможно, удалось избежать того, чтобы попасться в силки планов Векта, она сыграла свою роль в танце арлекина, даже не зная шагов, и теперь он скрылся неизвестно куда.
Может быть, в следующий раз она не остановится перед тем, чтобы перерезать ему горло.
Она стояла на балконе своих апартаментов в «Фальчионе» и смотрела в темноту Комморрага. Внутри этой тенистой массы лежали бесчисленные вариации тьмы, слабые изменения тона и текстуры, которые давали бесконечное разнообразие. Это было могущественное царство, к которому она не испытывала ни малейшего влечения.
Не было у нее желания и к тем мирам, которые она видела за время своего пребывания с Иннари: бесконечные просторы лугов, лесов, пустынь, разрушенных городов или безвоздушных лун. У нее не было жажды странствий, не было боли в душе, подобной той, что испытывают рейнджеры-азуриани, которая тянула бы ее прочь и заставляла постоянно искать новые горизонты. Для Лелит окружающая обстановка была несущественна. По-настоящему важным было то, что всегда находилось в пределах досягаемости ее клинков.
Мягкие шаги возвестили о появлении рядом с ней Морганы Натракс. Другая суккуба прибегла к услугам гомункула, и раны, нанесенные Лелит, исчезли, словно их и не было. У Лелит же появились два новых шрама: Моргана нанесла эти удары в бою, и следы останутся как постоянное напоминание о том, что Лелит не достигла совершенства.
— Ненавижу это, — проговорила Моргана. Ее руки лежали на балюстраде, но пальцы вцепились в нее, словно желая раздавить камень под ними.
— Что ненавидишь? — спросила Лелит.
— Это, — ответила Моргана, взмахнув рукой в коротком и неловком жесте, который каким-то образом охватил их обоих и все, что было между ними. Она снова ухватилась за балюстраду и уставилась вдаль. — Все это. Меня тошнит от этого. Я… я не могу быть частью этого.
— Это образ мышления азуриани, — сказала Лелит. Моргана повернулась к ней, ее лицо выражало смесь растерянности и гнева.
— Что именно?
— Мы насмехаемся над азуриани за то, что они ограничивают себя своими драгоценными Путями, — сказала Лелит, не поворачиваясь к ней. — За то, что они отказывают себе в том, чего хотят, когда хотят, боясь, что это желание приведет их туда. Из-за страха, что они потеряют часть себя, которую никогда не смогут вернуть. — Она повернулась лицом к Моргане, пытаясь заставить ее понять; пытаясь выразить словами понятие, которое она сама едва могла сформулировать. — Мы — друкари. Мы ни в чем себе не отказываем. Зачем отказывать себе в этом из страха?
— Это слабость, — сказала Моргана, но ее слова прозвучали рефлекторно.
— Я не боюсь слабости, — сказала Лелит, раскинув руки. — Я — Королева Ножей. Кто скажет мне, что я не могу быть слабой? Она фыркнула. К тому же, что, если все это — очередная интрига Векта? Что, если он держит Комморраг на диете по своему усмотрению, говоря нам, что это слабость,
