Он был Молотом. Молитва сохранила его от окончательного исчезновения под натиском кошмара. У него был долг, направляемый молитвой, и этот долг был стержнем его существования. Он должен сражаться, быть Молотом в руке Императора, потому что некому занять его место. Он — Серый Рыцарь, и без людей, подобных ему, не было бы человечества.
Медленно он попытался собрать себя воедино, клочок за клочком, воспоминание за воспоминанием. Он мельком увидел почти забытого человека, гиганта с алебардой в руке. Мучительные вспышки жестокого неистовства обрушились на него, впиваясь в разум окровавленными зубами. Он выпустил на свободу все ужасы, хранившиеся в его памяти, и они бушевали в мозгу, затопили весь его разум… Но все же в глубине этого кошмара таился крохотный осколок человеческого существа.
Время от времени воспоминания Раэзазеля мелькали перед его мысленным взором.
Там было что-то, что Раэзазель хотел скрыть от него, нечто, запертое в безумии, некая тайна или что-то постыдное, что-то такое, что вызывало отвращение даже у демона.
Первое впечатление от Дракаази вспыхнуло в разбитом вдребезги мозге Аларика: восьмиконечная звезда из городов и соединяющих их кровавых каналов; эмоции, гнев, страх и разочарование, просеянные через сито нечестивого и чуждого разума.
Аларик пытался понять. Это был ключ к Молоту Демонов и одноглазому черепу, но он был спрятан в мозгу демона, где даже разум Серого Рыцаря не смог бы уцелеть.
Он сражался. Молитва безостановочным эхом звучала в нем, пока он падал в бездны своего разума.
Потом медленно, осторожно, цепляясь за молитву, словно за веревку, он начал выбираться на поверхность.
Аларик выкашлял сгусток крови и сплюнул, жадно глотая воздух. Он едва не задохнулся. В нос ударило зловоние гниющих трупов, столь привычное, что на миг он спросил себя, каким же ужасным существом он теперь стал.
Он юстикар Аларик. Он Серый Рыцарь. Он знал, что это так и есть, но ему казалось, что это мысли какого-то незнакомца, вторгшиеся в его разум.
Потом была боль, раздирающая его руки и плечи. Она накатывала волнами, нарастая с каждым разом, оставляя после себя тошноту и головокружение. Он никогда не чувствовал себя столь физически слабым, даже после тех тяжелых боев, что смутно всплывали в его памяти.
Он сделал еще несколько жадных вдохов. Легкие втягивали воздух с такой силой, что заболели ребра. Но в голове немного прояснилось, и он вспомнил, что у него по-прежнему есть два работающих легких.
Он рискнул открыть глаза. Желтое солнце пылало в белом небе. Выжженная пустыня была усеяна гигантскими костями, столь огромными, что при жизни они должны были принадлежать каким-то поистине исполинским существам. Они стали жертвами пустыни, жизнь испарилась из них капля за каплей. Вероятно, кости лежали здесь тысячелетиями, хранимые от тления сушью пустыни. Он увидел череп, скалящийся из песка, и грудную клетку с натянутыми между ребрами полотнищами парусины, чтобы соорудить укрытие от солнца. Вокруг опреснителей и крытых повозок теснились лачуги. Даже здесь на Дракаази существовала жизнь. Не было ни единой части планеты, которая не являлась бы домом для каких-нибудь исковерканных существ.
Аларик попробовал повернуть голову. Должно быть, он висел здесь уже какое-то время, потому что мускулы его одеревенели. Тогда он попытался глянуть вниз.
Под ним извивалась лента крови, уходящая вдаль между похожими на горы дюнами. Это была кровавая река, по которой плыла «Гекатомба», и Аларик висел на носу корабля, прикованный за руки и лодыжки. Когда он понял это, то лишь усилием воли заставил себя дышать дальше.
Он жив. Раэзазель был реальностью. Теперь начнутся настоящие мучения, поскольку он не стал одержимым, и Веналитор заставит его заплатить за это.
Вокруг него вились крохотные насекомые. Аларик потряс головой, чтобы согнать их с лица. Насекомые вылетали из глазницы обожженного солнцем трупа, висящего рядом с ним, их колония обосновалась в его черепе. Вокруг Аларика висели и другие трупы, все в различных стадиях разложения. Скелеты, дочиста объеденные насекомыми и птицами, тела умерших столь недавно, что были еще распухшими и белесыми, надутыми гнилостными газами, будто воздушные шары.
Одно из них, над которым хорошо потрудились насекомые и жгучее солнце, представляло собой верхнюю половину человеческого тела. Она была огромной и широкогрудой, ребра сплавлены в единую грудную пластину. Лицо трупа, когда оно у него еще было, отличалось, должно быть, мощными челюстями и правильностью черт.
Это было все, что осталось от брата Холварна.
Пустыня потемнела, и Аларик снова впал в беспамятство.
В очередной раз его привела в себя кровь.
Он утратил ощущение времени. Быть может, прошли десятилетия с того момента, как он смотрел в истлевшее лицо Холварна, а может, всего час. Но этого времени хватило, чтобы он оказался весь в крови.
Кровь была повсюду, она запеклась в складках его кожи, густая и липкая. Он стряхнул ее с глаз и попытался понять, где находится.
Перед глазами все кружилось. В ушах стоял ровный гул, похожий на рев огня, — аплодисменты тысяч зрителей, втиснутых на уходящие вверх трибуны. Он был на арене, но не знал, на какой именно. Над головой изогнулись гранитные своды, словно арена была встроена внутрь огромного, накрытого куполом собора.
Он стоял на груде тел. Руки его были победно вскинуты к небу. Тело болело, словно он дрался много часов. Сердца стучали, перекачивая адреналин.
Трупы принадлежали звероподобным людям и мутантам вперемешку с рабами арены. Аларик смотрел на них, пытаясь понять, что сотворил. Они были убиты голыми руками: раздавленные черепа, оторванные руки и ноги, сломанные шеи. Среди них Аларик увидел людей в рваных мундирах Имперской Гвардии: воинов гатранского Бронекавалерийского полка.
На арене были и другие гладиаторы, убивавшие еще оставшихся в живых жалких рабов арены и пленных мутантов, с которыми их послали сражаться. Аларик не узнавал их, но они были хорошо вооружены и обучены, избранные рабы из конюшен лордов Дракаази. Один был мутант с двумя головами, первая рвала мясо с костей раба, вторая, обращаясь к толпе, победно вопила. Другой был гигантский воин в доспехах, стягивавший с себя шлем, чтобы омыть лицо кровью. Желудок Аларика вновь перевернулся, когда он понял, что этот воин — женщина.
Женщина-воительница подошла к нему и хлопнула по спине. Аларик взглянул на нее. У нее было грубое мясистое лицо с повязкой на одном глазу. Доспех у нее был старый, с множеством отметин.
— Ты славно проливал кровь, — одобрительно сказала она.
