Энди Чемберс - Путь эльдар: Омнибус

Борясь с явленными ей кошмарами, Эла Ашбельская, эхвелин Кэлора, побрела домой через оставленные павшими Пауками Варпа порталы, спотыкаясь под тяжестью возложенной на нее ноши и невероятным, чудовищным гнетом будущего.

Под далеким сводом лесного сектора Стикслин затрещали разряды варп-молний, озаряя зеленые кроны и наполняя воздух запахом грозы, хотя дождь на землю так и не пролился. Вихрь хлестал по необъятному Кэлору, слишком приблизившемуся к границам могучего варп-шторма. Щупальца демонической энергии оплетали древний искусственный мир, и без того готовый сорваться в бездну саморазрушения.

Поза стоявшего среди кустов великого провидца Эгеарна Ривалина выражала некоторую неуверенность. Посох, на который он опирался, под его весом проваливался в рыхлую землю. Эгеарн не испытывал ни малейшей радости от того, что ему пришлось выбраться к Периметру Стикслин — нет, это путешествие уже не представляло никакой опасности, просто органическая грязь лесных территорий оскорбляла его благородные чувства. Даже развалины, пожары и пыль казались ему прекрасными в сравнении с этими местами.

К тому же Пауки Варпа экзарха Эйнгэла не проявляли ни малейшего сочувствия к привычкам и нуждам ривалинского двора. И еще именно они первыми из аспектов Кэлора отказались от политического нейтралитета, когда Противостояние Пророчеств только назревало. Верные воины теперь называли Эйнгэла не иначе как одаи-экзарх — великий экзарх.

Главное, чтобы мелкое отродье и в самом деле выбрало именно это место для своего возвращения: она не связывалась со двором, но один из ковенов прорицателей дома Юфран предупредил о ее скором прибытии, и великому провидцу пришлось в спешке отправиться в эти отвратительные земли и дожидаться девчонку, доверив свою безопасность самоотверженному Уиснеху Аниону.

К счастью, Эла'Ашбель задерживаться не стала.

Главный варп-портал Паучьего Храма, утопающий в опаленной, но от того не менее высокой траве, замерцал. Внутри округлого контура возникла переливающаяся энергетическая пелена, в которой, словно на поверхности ночного озера, отразился окружающий мир.

Эгеарн вглядывался в мерцающие образы, видя в них и себя самого, и свою почетную стражу, только отражение было искажено и изуродовано варпом. На секунду он задумался, а не таким ли он и в самом деле предстает другим, более невинным эльдарам Кэлора — тем, кто по-прежнему подчиняет свою жизнь чрезмерно суровому Пути? Он покатал эту мысль в своем сознании подобно тому, как мастер вращает в пальцах обладающий изъяном драгоценный камень, и его передернуло от оскорбленного чувства собственного, не требующего никаких оправданий, превосходства. С какой стати его вообще должно волновать, каким его видят остальные?

— Она идет, — произнесла Мэвех, наклоняясь к самому уху великого провидца, и голос ее был полон волнения и тревоги. Ее планы по избавлению от мелкого отродья и помощи Кэлору на пути к его судьбе провалились. Она гадала, какие же невероятные таланты должна была найти в себе Эла, чтобы пережить выпавшие ей испытания.

— Верно, — практически прошипел в ответ Эгеарн.

Завеса варп-энергии внезапно пошла рябью и вспучилась, словно какой-то ребенок пытался выдуть мыльный пузырь. Затем в самой ее середине возник разрыв — крохотная черная точка, постепенно увеличившаяся до широкого овала, окруженного трепещущей аурой света. Спустя несколько секунд во тьме возникла щуплая фигурка девочки.

Юная Эла'Ашбель, это гнусное дитя, вышла из варп-портала, ступив на священные, поросшие лесом земли Паучьего Храма, где она провела свои ранние годы. Девчонка была совершенно одна — весь сопровождавший ее эскорт воинов аспекта остался лежать на поверхности Тирайн. Эла шаталась от усталости и измождения. А кроме того, была вся перемазана кровью.

Шаркая, к ней подошел великий провидец и протянул ладонь измученному ребенку.

— Ты спасла нас от чудовищного врага, моя маленькая морна. Эльдары Кэлора перед тобой в неоплатном долгу, ведь им еще хотя бы какое-то время не придется беспокоиться за свои души.

Губы Мэвех скривились, настолько явственно выдавая ее антипатию и разочарование, что Эгеарну даже пришлось бросить на нее призывающий к соблюдению приличий взгляд. Но затем она увидела нечто совершенно восхитительное: кровь, заливавшая лицо Эла, текла из глаз. Казалось, будто девчонка плачет алыми слезами. Она ослепла. И более не могла видеть ни тронутого порчей уродливого лика Эгеарна, ни язвительного выражения на лице самой Мэвех. Теперь тварь была вынуждена куда более чем прежде полагаться на своего карадока. Может, в конце концов, план все-таки сработал.

— Моя маленькая морна, — продолжил старик, и сморщенные его губы изогнулись в похотливой усмешке, — идем со мной. Я знаю отличное место, где ты сможешь отдохнуть и забыть о боли. Идем… мы с Мэвех Юфранской будем ухаживать за тобой.

Спотыкаясь от усталости, боли и дезориентации, Эла'Ашбель протянула руку в своем мире кромешной тьмы и нащупала старые, иссохшие пальцы Эгеарна. Слишком изможденная, чтобы что-либо предпринимать или говорить, она только кивнула и позволила ему увести себя.

Не переведено.

Не переведено.

Не переведено.

«Тантал» был почти вдвое больше обычного «Захватчика». Кормовая его половина состояла из открытой площадки в форме полумесяца и поднятой над нею рулевой платформы, которую окружали невысокие, но вычурные леера. От середины корпус раздваивался, образуя вытянутые носы, в каждом из которых находился увеличенный дезинтегратор. Над ними изгибалась единственная длинная мачта с тонким, плотно прилегающим к ней парусом. По обеим сторонам квартердека тянулись в пустоту огромные изогнутые клинки, а под фюзеляжем гудели в унисон три двигателя.

Столь идеальное сочетание внешнего вида машины с её предназначением впервые было достигнуто в давно забытую эпоху до Грехопадения. При взгляде на стремительные линии корпуса «Тантала», словно бы вырезанного в пространстве, он казался невероятно легким и маневренным для своего размера. Его чёрная броня, надраенная до зеркального блеска, дышала силой и неуязвимостью.

Сурасис Скорбный не упустил ни одной мелочи при создании машины. Она стала, одним словом, его шедевром. Кроме того, она была уникальна — в городе, для жителей которого не имелось ничего святого, где любой с легкостью шёл на воровство или подделку, по-прежнему существовал только один «Тантал».

И Сурасис знал, что из-за этого все ненавидят его. Не потому, что он десятилетиями курсировал на своем чудном творении между шпилей Верхней Комморры, уничтожая флоты врагов и друзей и разграбляя их богатства. Нет, всеобщую злость вызывали таланты Скорбного, величайшего рулевого и пилота в истории Тёмного города, не имевшего себе равных в управлении грависудами. Он просто был лучшим, и недругов его питала ничтожная, примитивная зависть. То же самое чувство порой заставляло выскочек покушаться на его жизнь.

Последним в этот список добавился Сиав из Завета Ночного Отрога. До нынешнего дня Скорбный даже и не слышал о нём. Теперь, однако же, до Сурасиса дошли слухи о чемпионе гравициклистов, который заявлял во всеуслышание, что никто в Комморре не может тягаться с ним. Что он, а не Скорбный, обладает самой быстрой, изящной и тяжеловооруженной машиной смерти в Тёмном городе.

В прошлом Сурасис низверг множество подобных говорунов. Так много, что, вылетая сегодня навстречу врагу, он испытывал нечто, близкое к разочарованию. Мастер не мог вспомнить, когда последний раз встретил достойного противника и вынужден был по-настоящему побиться за свою репутацию.

Настало время отправляться. На палубе уже собрался экипаж — тринадцать лучших воинов, лично отобранных Скорбным для битвы. Пока бойцы занимались последними приготовлениями, за ними наблюдали близнецы, отпрыски Сурасиса. Дочь его, Нитоле, как одержимая наносила себе на лицо боевую раскраску. Сын, Ротэй, стоял на палубе и осматривал панораму города через длинный хрустальный цилиндр, прижатый к глазу. Все они были облачены в отражающую броню и одеяния дымно-серого цвета, характерного для кабала Скорбного. Над сердцем каждого из них чернел символ, похожий на осколок стекла: так никто не усомнится, что сегодняшние деяния — работа Тёмного Зеркала.

Следуя неописуемо древней моряцкой традиции, Сурасис поднялся на борт последним.