— Вместилище духов, — торжественно объявил Нгеле, указывая на камень. — Я знал о нем от деда. Здесь мы сделаем то, о чем вы просили.
Цветков, недоверчиво улыбаясь, двинулся к алтарю. Че оглянулся на небольшой отряд, оглядел джунгли.
— Разобьем лагерь здесь, — сказал он. — Товарищ Морено, раздобудьте нам какого-нибудь мяса, здесь ведь должна быть хорошая охота, правильно я понимаю? Моджа, займись с товарищами палатками. Мария… на вас очаг и завтрак. Товарищ Цветков… — Команданте поискал взглядом русского консультанта и усмехнулся: тот уже сидел на корточках рядом с Нгеле. Перед ними стоял оцинкованный ящичек с пробирками и пакетиками — тем самым «биологическим материалом», который Цветков так долго хранил в ожидании дня, когда операция «Неуязвимый» наконец-то придет к финалу. Нгеле трогал морщинистым пальцем ледяные пробирки, издавая тихие довольные возгласы, — чудо техники произвело на колдуна впечатление. В глазах старика мелькала досада: знал бы — попросил бы в уплату волшебный ящик вместо давно съеденного шоколада. Белый колдун не отказал бы, он не жадный… Нгеле с сомнением взглянул на Цветкова.
— Хорошая вещь, — сказал он. — Волшебная вещь. Хочу.
— Закончим — получишь, — добродушно ответил Цветков. — Так что из этого барахла нам нужно?
Колдун просиял, потом слегка нахмурился.
— Волосы — хорошо, — сказал он, задумался на мгновение. — У белого вождя растут волосы на лице?
— Еще как, — радостно откликнулся Цветков и вытащил один из пакетиков.
— Совсем хорошо, — кивнул Нгеле. Обернулся, опасливо поглядел на алтарь. Сморщился от какой-то внутренней борьбы.
— Ну что еще? — настороженно спросил Цветков.
— Очень опасно, — ответил колдун. — Может быть, пусть белый вождь поживет столько, сколько ему дадут боги?
— Так, — рявкнул Че Гевара. Колдун съежился и втянул голову в плечи.
— Духи будут очень сердиться, — жалобно сказал он.
— Ничего страшного, пусть сердятся, — отрезал Че Гевара и размашисто зашагал к алтарю.
Нгеле шумно вздохнул и с надеждой покосился на Цветкова, но лицо белого колдуна излучало неумолимость. Он был очень странный человек, этот русский, — знал очень многое, но ничего не понимал. Нгеле презирал его и боялся. Больше того — он знал, что Цветков презирает и боится его. Русский хотел разобрать колдовство, как тушку вареной птицы, — съесть мясо, а кости с потрохами выкинуть. И Нгеле никак не мог объяснить, что птиц без костей и потрохов не существует и что кости могут оказаться острыми и поранить нёбо, что потроха бывают налиты ядовитой желчью… Нгеле исполнит ритуал, который в последний раз проводили много поколений назад, и бородатый белый вождь из-за моря не будет умирать, когда его убивают, но плата за это падет и на него, и на его землю, и на многих, многих людей… и, конечно, на самого Нгеле. Правда, тут колдун надеялся выкрутиться: пусть духи берут кровь этого русского, а его оставят в покое. В конце концов, его заставили.
Нгеле хитро ухмыльнулся и потрогал Броненосца, подвешенного на шнурок из кожи окапи, самого редкого и чудного животного, чьи волшебные свойства усиливали любую магию и защищали того, кто ею пользуется. Он хитрый, он сумеет заморочить злых духов так, чтобы они перепутали его с белым колдуном. И Нгеле станет первым колдуном, который избежит расплаты за вмешательство в судьбу. Станет самым сильным колдуном в Конго, а то и во всей Африке. А заодно получит волшебный ящичек, который что угодно может сделать восхитительно холодным, как чистая вода, взятая ночью из тайного родника.
Никаких животных у водопоя сейчас не было — лишь в отдалении от берега лежали в мутноватой воде неподвижными мокрыми бревнами несколько крокодилов, ожидая, когда придет их еда. Это было идеальное место для засады. Макс же, животное сухопутное, выбрал себе место на берегу — там, где тростники слегка отступали от берега, на вытоптанной многочисленным зверьем узкой полоске взрытой глины. Набросав на землю сухих стеблей, Макс уселся поудобнее и приготовился ждать.
Он почти задремал, убаюканный гудением москитов, солнечными зайчиками, отражающимися от воды, запахами нагретой солнцем травы и навоза. С поляны доносился монотонный рокот барабана, к которому добавлялся иногда низкий, горловой напев колдуна. Откуда-то издалека доносились глухие удары — будто какой-то гигант из тех, кто построил древний город, бил по земле набитым мешком. Удары приближались, к ним добавился отдаленный треск ломающихся растений — но Макс не осознавал этого, воспринимая звуки как часть ритуала. Голос Нгеле вплетался в барабанный бой все чаще, просительные, успокаивающие ноты исчезали, — это уже была не просьба, а требование, приказ. Барабан смолк. Колдун заговорил повелительно и резко; в его голосе звучало торжество. Еще один удар о землю — и тростники затрещали совсем близко… Макс поднял голову, приходя в себя. Колдун произнес длинную фразу, в которой звенела исступленная, яростная радость, и замолчал. Грохнул барабан, сливаясь со звуком… прыжка, сообразил Макс. Кто-то гигантский передвигался прыжками, неуклонно приближаясь к поляне…
Макс вскочил на ноги, и внезапно Нгеле заверещал, как попавшая под колеса дворняга. Секунду зверолов стоял, прислушиваясь, пытаясь понять, что происходит — нападение? Часть ритуала? Или беседа с духами вышла из-под контроля? Протяжно закричал кто-то из кубинцев, воздух прорезала автоматная очередь. Макс сорвал с плеча винтовку и, оскальзываясь, бросился на шум, слепо ломясь сквозь заросли.
Последние стебли тростника загораживали обзор; Макс видел только блеск чешуйчатой, коричнево-зеленой пятнистой шкуры, которая, казалось, заполнила собой весь мир. Время загустело, воздух стал шершавым, и Макс чувствовал, как трется о него кожа на мучительно медленно поднимающихся руках. Он попытался отбросить лист, который мешал прицелиться, — медленно, мучительно медленно. Увидел взмах хвоста, увидел, как мягко, будто тряпичная кукла, падает забежавший за спину ящера Цветков. Нгеле воздел руки; тираннозавр сделал последний прыжок, кошмарные челюсти обрушились на колдуна, и в этот момент Макс наконец продрался сквозь пустоту и выстрелил.
Отдача едва не сломала ему ключицу, но почувствовал боль он только через несколько часов. Пуля попала в мощное бедро тираннозавра, в бронированное сплетение огромных мышц и сухожилий. Будто в замедленной съемке, Макс увидел, как на блестящей плотной шкуре ящера появляется кровавая воронка; выплеснулись фонтанчики крови, какие-то ошметки, куски; тираннозавр дернулся, и Макс готов был поклясться, что на кошмарной морде проступили недоумение и обида. Рев ящера обрушился на мир, раздирая реальность в клочья.
