Тот отшатнулся и едва не скатился по трапу на основную палубу. По зеркальной броне Сурасиса потоком лилась кровь; он пожалел, что сломал инъектор в шее.
Сиав перескочил через пульт управления и, сжимая копье обеими руками, ринулся вперед. Скорбный отпрыгнул в сторону, чемпион повторил выпад, но старому архонту ещё хватало сил увёртываться. Прокрутив оружие над головой, разбойник резко опустил его основанием древка вниз. Удар пришёлся Сурасису чуть ниже левого колена, раздался треск ломающейся кости, и мастер взвыл. Ноги его подкосились, пистолеты со стуком упали на палубу, и Скорбный мешком повис на переднем леере.
Чемпион отступил на шаг и сплюнул кровью. Тут же архонт сумел немного подтянуться и рывком бросился вперед. Всем телом врезавшись в Сиава, он обхватил врага за пояс, и оба пилота рухнули наземь. Копье перелетело через поручень и исчезло.
Противники неизящно катались туда-сюда по палубе, их драка ничем не походила на театральный бой гладиаторов. Каждый из них, схватив другого за ворот, свободной рукой молотил соперника по лицу, пихал коленями и локтями в тело. Оба старались сдавить врагу трахею, удушить его. Зрелище было гнусное, низменное, жестокое и изуверское.
В конце концов Сиав начал брать верх. Он двинул Сурасиса головой в нос, из которого тут же брызнул алый фонтан. Грозный Архонт, вскрикнув, машинально схватился за лицо. Чемпион быстро откатился в сторону, подхватил с палубы тяжёлый пистолет и, задыхаясь, с трудом поднялся на ноги.
Скорбный смотрел на него снизу вверх, ожидая выстрела, которым закончится всё. Сиав быстро оглядел сеть нитей, которая уже окружила «Тантал», помчался обратно на рулевую платформу и прыгнул с неё. Пролетев над бездной, чемпион приземлился на свой гравицикл и, всё ещё с пистолетом в руке, снял с пояса маленький кубик — управляющее устройство. Когда разбойник сдавил прибор, серебряные провода вспыхнули, будто ожили. Корабль окружил кокон серовато-лавандового света.
Покачиваясь, архонт выпрямился.
— Что это? — выкрикнул он.
— Фрактальная паутина, — ответил Сиав. — Слышал о такой?
— Нет.
— Неудивительно, очень редкая штука. Рассекает на молекулы любое неорганическое вещество, с которым вступает в контакт. И может изменять размер по моему желанию, — чемпион взмахнул пультом, и светящиеся нити мгновенно сжались. Теперь они почти касались фюзеляжа «Тантала».
Ещё два гравицикла подлетели к Сиаву и остановились возле него.
— Раяк, Тасу, — произнёс он, — позвольте представить вам Грозного Архонта Сурасиса Скорбного.
Женщина ухмыльнулась.
— Большая честь для нас! — ляпнул Раяк.
Старый мастер кратко усмехнулся. Кровь капала с его лица, пачкая сапоги.
Чемпион поднял перед собой пульт управления.
— Ну? — прошипела Тасу. — Давай! Чего ты ждешь, Сиав?
— Не переживай, что убиваешь героя своего детства, сынок, — сказал архонт. По его изуродованному лицу мелькнула мрачная улыбка. — Как-никак, я ведь сделал то же самое.
Разбойник сжал крохотную коробочку. Фрактальная паутина схлопнулась — сияющие провода стянулись в плотный шар. «Тантал» и всё, что было на его капитане, словно бы превратилось в лиловый дымок и улетучилось. Обнажённый Сурасис, не издавая ни звука, полетел вниз, к бурлящему эфирному слою.
Повсюду вокруг радостно шумела толпа. Взглянув на Ротэя и Нитоле, Сиав увидел, что они вскинули головы, упиваясь победой. Видимо, молодые эльдар были вполне довольны тем, как всё завершилось.
Обернувшись к чемпиону, Тасу сказала:
— Я не верила, что ты и правда это сделаешь. Вот так уничтожишь корабль Скорбного…
— Нет, — возразил Сиав. — Я не смог. Для меня это так же немыслимо, как разбить бесценную статую.
— Но фрактальная паутина…
— Телепортирует неорганическое вещество, а не разрушает его. «Тантал» пока что спрятан в надёжном месте.
Разбойник погрузился в мысли о будущих доходах. Теперь он изучит корабль, разберет его и скопирует. Несомненно, после сегодняшних событий многие комморриты не пожалеют денег за свой, личный гравилёт. Или, быть может, лучше придержать «Тантал» для себя, возобновить всегородскую кампанию грабежей под знаменем Завета Ночного Отрога? Честно говоря, Сиав ещё не решил.
Тасу склонила голову, признавая превосходство вождя в хитрости.
— Ты и в самом деле величайший чемпион Комморры. Повелевай, я повинуюсь.
Раяк глубокомысленно потёр шрамы.
— Надо бы круг почёта сделать, — заявил он. — Показать народу, кто сегодня по-настоящему выиграл.
Убрав пульт управления в пояс, Сиав устроился на сиденье и медленно повёл гравицикл в сторону от радостной толпы. Он дважды сделал круг над Нитоле и Ротэем, и близнецы холодно взглянули на него. Больше они не улыбались. Чемпион решил, что их отец не ошибся: отпрыски слишком жадны и вероломны, чтобы разделить власть. Кабал Тёмного Зеркала расколется очень быстро.
Помахав и кивнув им, разбойник облетел кольцо зрителей. Их преклонение опьяняло, а непокой, что угнездился было в груди, окончательно исчез. В сущности, Сиав никогда ещё не чувствовал себя настолько цельным.
Он почти завершил круг, когда случайно оказался возле особенно крупной яхты с открытым верхом. Среди пассажиров оказался юноша, не больше двадцати лет назад вынутый из родильной капсулы. Носил он куртку в цветах Завета, его длинные чёрные волосы рассыпались по плечам. На Сиава парень смотрел с восхищением.
На секунду чемпиона позабавила такая картина. Затем юноша быстро скрутил волосы в тугой пучок и скрепил зубчатой серебряной заколкой.
Хорошее настроение разбойника испарилось. Врубив двигатели гравицикла, он унёсся прочь от толпы.
Сиаву вспомнились слова архонта.
«Пришёл день — ужасный день, — когда я осознал, что мои поклонники лишь узурпаторы, ждущие своего часа. Они не только любили меня, они хотели стать мной».
Сколько молодых эльдар в Тёмном городе, спрашивал себя разбойник, наблюдали за сегодняшней победой, за самым запоминающимся представлением? Сколько из них в последующие годы изменят свою жизнь, чтобы соответствовать примеру Сиава?
И как скоро один из них отберет его титул, бросив чемпиона в когти Истинной Смерти?
Брэнден Кэмпбелл
Подарок для госпожи Баэды
Лорд Мальврек был могуч, богат и совершенно мертв внутри. Несмотря на то, что народ, к которому он принадлежал, был известен страстностью и жаждой жизни, время охладило его. Каждое прожитое столетие иссушало его как физически, так и духовно, пока от него не остался вечно хмурый, слегка сгорбленный старик, встречавший каждый новый день с мрачным равнодушием. Именно поэтому он так удивился, когда внезапно понял, что влюблен.
Мальврек и его дочь, Савор, почтили своим вниманием очередные гладиаторские игрища, которые в Комморре никогда не прекращались. Из их ложи, расположенной высоко на изогнутой стене арены, открывался великолепный вид. Савор увлеченно наблюдала, как бойцы внизу кромсают один другого бритвенными цепами, выпускают потроха гидра-ножами и режут друг друга на крупные кубики окровавленного мяса осколочными сетями. Она была молода и полна жизни, и чувства ее были остры. Даже в высоте, вдали от поля боя, Савор могла ощущать источаемую им эротическую микстуру из пота и крови, могла распробовать страх и адреналин, паром исходящий от участников боя, в деталях видеть жилы, плоть и кость каждой отрубленной конечности.
Мальврек, с другой стороны, давно уже утратил большую часть своих чувств. Такое случается с эльдарами его возраста, когда их перестает интересовать жизнь. Вкусы, запахи и ощущения ныне оскудели, как будто доходили до него через толстое покрывало. Даже зрение стало мутным — недовольно и покорно ворча, он пошарил в складках мантии и вытащил изящно украшенный маленький бинокль. Какое-то время он тоже наблюдал за балетом резни, но тот не опьянял его так, как Савор. Мальврек видел подобную работу ведьм уже сотни раз и на многих мирах галактики. Сперва он ощутил лишь глубокое чувство неудовлетворенности, но потом, когда его дочь начала громко выражать свое веселье, он почувствовал нечто иное: зависть.
По правде говоря, в последнее время он чувствовал ее довольно часто. Хорошо осознавая собственную дряхлость, он ненавидел почти всех, кто его окружал; ненавидел за их молодость. Единственным исключением была Савор. Единственный член кабала, кого он мог бы пощадить в случае попытки убийства или переворота. Одна лишь мысль о ней заставляла подергиваться морщинистые уголки его рта — то было самое слабое, самое далекое эхо улыбки. Из всех вещей, какими он владел, из всех тех, кто служил ему, она была самой ценной. Есть такое слово, одно-единственное слово, которое используют другие, низшие обитатели галактики, чтобы описать это чувство… но в этот миг оно ускользнуло из его старой головы.
