Его первым воспоминанием после удара и бесчувствия на Веге—7 было пробуждение в крошечной комнате.
Все пропахло минбарцами, бесящий запах, напоминавший ему гвоздичное масло и сталь. Он не знал, сколько пробыл там, но помнил, как затем он был выставлен перед кругом Девяти — тот самый легендарный Серый Совет, не иначе, — а потом отправлен оттуда в эту холодную, темную, маленькую камеру где—то на поверхности.
Он пробовал бродить по ней — восемь шагов в длину, шесть в ширину, а когда это уже не могло развеять его скуку он попытался вспомнить Анну — не ту, кем она была сейчас, ту кем она была, когда они встретились, представленную ему его сестрой Элизабет.
Когда не помогло и это, он обратился к его дочери, которую тоже звали Элизабет, и ко времени, когда он видел ее в последний раз, погребенной под тоннами рухнувшего камня, когда минбарцы бомбили Орион—7. Он тогда не смог найти ее тело.
Не только его дочь умерла в тот день. То же самое стало и с его женой... где—то внутри себя, она сломалась и выстроила стены вокруг всего, чем она была и чем могла быть, и единственным, что допускалось за них было пьянство.
Он считал, что он сам точно так же умер в тот день, и его стены были такими же как и ее, но за его — допускалась лишь война. Последняя атака в секторе 14 на центавриан. Самоубийственная атака на корабль Серого Совета при Марсе. Освобождение генерала Хейга с Ориона.
В своем сердце, капитан Джон Дж Шеридан был мертв, впрочем, таким теперь было все человечество, лишь с небольшими различиями.
Он вздрогнул от щелчка открывшейся двери. Краткая вспышка света, когда кто—то вошел и вновь тьма.
Тьма и запах. Запах цветка апельсина. Это было невозможно, но все же это был цветок апельсина, словно в детстве, в саду его отца.
А затем был свет и воспоминания тридцатилетней давности угасли. Минбарка стояла перед ним. Он уже видел ее — спорящей в Зале.
— Приветствую. — она говорила негромко. По—английски. — Меня зовут...
— Сатай Деленн. — перебил он ее. Она могла бы выглядеть почти... почти беззащитной, если бы не огонь, горевший в ее глазах... очень близко к поверхности. Она, казалось, изучала его. — Я слышал ваше имя в разговоре Совета. И вы одна из тех, кто хотел отправить меня сюда.
— Вы говорите на нашем языке? — в ее голосе не было удивления.
— Вы не единственная, кто умеет подбирать и складывать вместе обрывки чужой речи. Итак, что помешает мне разорвать вас здесь и сейчас?
— Можете попытаться, но вы проиграете.
— Меня можно убить лишь однажды. Что мне терять?
Она медленно кивнула.
— Несомненно, у вас есть и что—то, ради чего стоит жить?
— Да. Есть. Надежда, что смогу убить еще несколько из вас прежде чем сдохну!
Теперь она казалась удивленной. — Какая ненависть. — прошептала она по—минбарски и затем что—то о Валене. — Как вы можете жить с такой ненавистью?
— Просто, когда десять лет это — все что у тебя есть. Вы забрали мою жизнь, мой дом, родителей, сестру, дочь... вы забирали у меня все, пока я не захотел оставить себе хотя бы ненависть.
— И вам это удалось?
— Возможно. Какая разница.
— Тогда я хочу задать вопрос. Почему вы не напали на меня? Я — Сатай. Я воплощение всего, что вы ненавидите. Почему вы не попытались убить меня?
— Потому что вы ждали этого. Я не стал бы Звездным Убийцей делая лишь то, что от меня ждут.
— Вы, кажется, почти гордитесь этим титулом...
— Заслужен в бою, подарен мне врагами. Чертовски верно, я им горжусь.
— Я равно горда моим титулом. Сатай. Возможно, вы поймете это, капитан?
— Возможно. Надо полагать, вы здесь для моего допроса?
— Нет. Я лишь хотела поговорить.
— И ждете, что я в это поверю?
— Нет. — прошептала она. Она погасила светильник и ушла, оставив Шеридана, смотреть вслед ней, и только тающий запах цветка апельсина был следом ее присутствия.
— Интересно, верно? — сказал другой голос. Женский голос. Говорящий по—английски.
— Кто?... где вы?
— В точности здесь, капитан. А, может, немного света... — появился маленький тусклый огонек, выхвативший женское лицо в углу камеры. — Я вошла, когда вошла она, и спряталась тут. Она меня не видела. Вам не стоит беспокоится об этом.
— Я вас тоже не видел. Что вы тут делаете, и как вы сюда попали? На Минбаре не слишком много людей.
— У меня есть несколько... друзей, здесь и сейчас. Не беспокойтесь, капитан. Я пришла чтобы увидеть вас. Поговорить. После этого мы оба уйдем отсюда.
— Именно так? Просто выйдем в эту дверь?
— Точно.
— Только с моей удачей... Заперт в минбарской тюрьме с сумасшедшей или галлюцинацией.
— Едва ли сумасшедшая, капитан, и вполне настоящая. Кстати, меня зовут Сьюзен Иванова и я хочу задать вам один вопрос. Достаточно простой вопрос.
— Капитан, что вы хотите?
Капитан Джон Дж. Шеридан, должно быть, был уже мертв и отправился в ад.
Может быть минбарский жезл сделал больше, чем просто удар по голове, оглушивший его на несколько часов. Может быть, он пробил ему череп, и его тело сейчас лежит в какой—нибудь безвестной дыре на Веге—7, пока его душа обретается в каком—нибудь особенном круге преисподней — приготовленном для людей вроде него. Для людей, у кого крови на руках больше, чем ее можно найти на целой планете.
Список обвинений: уничтожение "Черной Звезды".
Виновен, как утверждают, и чертовски горд этим.
Безумная атака на Серый Совет — и, да, смерть двух из их числа.
Как было заявлено.
Без счета минбарцев и центавриан на пути четырнадцатилетней войны.
Защита молчит.
Его дочь, оставленная одна на считанные минуты — но достаточно долго, чтобы минбарская бомба разорвала ее на части.
Небрежность? Виновен.
Позволил его жене стать жалкой пьяной тенью той, что она была когда—то?
Виновен.
Дал надежду там, где ее не могло быть, людям, кто сражался в войне, что нельзя было выиграть?
Виновен.
Достаточно длинный список обвинений, несомненно достаточный, чтобы заработать вечное проклятие. Джон Шеридан никогда не был особо религиозен, но в ад он верил. Он видел его, когда вернулся на руины родного мира. Если таким был ад, значит он мог существовать.
Предан нарном, который был должен ему больше, чем мог расплатится.
Трое из его экипажа — Франклин, Коннели и Кеффер — захвачены, возможно уже мертвы.
Доставлен на Минбар в цепях и выставлен перед Серым Советом, как животное.
Вдобавок, успел послужить предметом спора и торговли. Расспрошен одним из их числа, Сатай Деленн, кто, казалось, насмехалась над ним, и кто почти мучительно пахла цветком апельсина.
