Барон прищёлкнул толстыми пальцами.
— Либо эта женщина и изгнание из пределов Империи — либо принадлежавшее Атрейдесам герцогство Арракийское, которым ты будешь править от моего имени по своему усмотрению.
Джессика видела, как паучьи глазки изучают Питера.
— Ты можешь быть герцогом здесь, Питер, — сказал барон. — Во всем, кроме только титула.
«Значит, Лето — мой Лето — мертв?» — спросила себя Джессика, чувствуя, как откуда-то из глубины поднимается безмолвный крик.
Барон не сводил взгляда с ментата.
— Ты должен понять, чего хочешь, Питер. Ты хочешь ее потому лишь, что она была женщиной герцога. Символом его власти — прекрасной, полезной, великолепно тренированной для своей роли. Но — герцогство, Питер! Целое герцогство! Это куда больше, чем символ. Это уже реальность. Реальность, которая может дать тебе много женщин… и куда больше того.
— Вы не смеетесь над Питером?
Барон развернулся к нему с той легкостью, которую давала ему силовая портупея.
— Смеюсь? Я? Не забудь, что я отказался от мальчишки. Или ты забыл, что рассказал изменник о подготовке этого парня? Они оба, и мать и сын, смертельно опасны. — Барон улыбнулся. — А сейчас я должен идти. Я пришлю стражника, которого оставил пока в коридоре: Он глух, как камень. Ему приказано сопровождать вас двоих на первом этапе твоего изгнания. Если он увидит, что эта женщина начинает подчинять тебя, берет над тобой контроль, — он приведет ее к покорности. Он не позволит тебе вынуть ее кляп до тех пор, пока вы не покинете Арракис. Если же ты сделаешь другой выбор… тогда и его приказ меняется.
— Не нужно его звать, — сказал Питер. — Я уже выбрал.
— Ах-хах!.. — фыркнул барон. — Такой скорый выбор может означать лишь одно.
— Я беру герцогство, — объявил Питер.
Джессика подумала: неужели он не понимает, что барон обманывает его?! Хотя — как ему понять? Ведь он — порченый ментат! Разум его извращен…
Барон взглянул вниз, на Джессику.
— Разве не чудесно, что я так хорошо знаю Питера? Я побился об заклад со своим начальником вооружений, что Питер сделает именно такой выбор. Ха! Ну что ж. Я ухожу. Так будет лучше. Да, гораздо лучше. Надеюсь, вы меня понимаете, леди Джессика. Ненависти к вам у меня нет. То, что я делаю, — я делаю по необходимости. Так будет лучше. Да. Потом, собственно, я ведь не приказывал уничтожить вас. Когда меня спросят о том, что случилось с вами, я смогу вполне искренне пожать плечами.
— Значит, вы оставляете эту работу мне? — спросил Питер.
— Стражник, которого я пришлю, выполнит твои приказы… — ответил барон. — Что бы ни случилось, это будет на тебе. — Он уставился в глаза Питеру. — Да. На моих руках крови не будет. Да. Я ничего не знаю. Ты подождешь, пока я уйду, и только потом сделаешь то, что должен. Да. Ну… а, да. Да. Так лучше.
«Он боится допроса Правдовидицей, — догадалась Джессика. — Но — кого именно? Ах да, разумеется! Преподобная Мать Гайя-Елена! А раз он знает, что ему придется предстать перед ней, значит… значит, Император наверняка замешан в это дело. Бедный Лето!..»
Последний раз взглянув на Джессику, барон повернулся и вышел. Она проводила его взглядом, думая: «Да, Преподобная была права. Враг оказался слишком силен, как она и предупреждала».
Вошли двое стражников в харконненских мундирах. За ними следовал третий, лицо — маска из сплошных шрамов. Он остановился в дверях, держа наготове лучемет.
«Это и есть глухой, — поняла Джессика, разглядывая изрезанное лицо. — Барон понимает, что против всякого другого я могу использовать Голос».
«Резаный», как назвала его про себя Джессика, посмотрел на Питера.
— Мальчишка снаружи, на носилках, — сообщил он. — Какие будут приказания?
Питер обратился к Джессике:
— Я хотел связать вас угрозой для жизни вашего сына… но теперь вижу, что это не сработало бы. Я дал было чувствам затмить разум — для ментата это скверная политика! — Он посмотрел на первую пару солдат, повернулся лицом к глухому, чтобы тот мог читать по губам: — Отвезите их в Пустыню, как советовал поступить с мальчишкой изменник. Он недурно придумал. Их тела никто не должен найти.
— Вы сами не хотите убить их? — переспросил Резаный. («Он читает по губам», — подумала Джессика.)
— Я следую примеру барона, — ответил Питер. — Итак, доставьте их туда, куда предложил изменник.
В голосе Питера Джессика услышала нотки ментат-контроля. «И он тоже боится встречи с Правдовидицей», — подумала она.
Питер пожал плечами, повернулся и вышел. На пороге он мгновение помедлил, и Джессика подумала было, сейчас он обернется — бросить на нее последний взгляд. Но он вышел не оглядываясь.
— Что до меня, то и я не хотел бы встретиться с Правдовидицей после нынешней работы, — пробурчал Резаный.
— Да ты-то вряд ли когда столкнешься с этой старой ведьмой, — успокоил один из стражников. Он подошел к голове Джессики, склонился над ней. — Ну что; если трепаться тут, так мы никогда дело и не сделаем. Берись за ноги, и…
— Так, может, кончить их прямо тут? — предложил Резаный.
— Пачкаться… — возразил первый стражник. — Разве что ты хочешь придушить их. Я-то предпочитаю делать дело как велено, по-простому. Свезем их в Пустыню, как изменник говорит, там резанем, подманим червя… И следов не останется.
— Ну, пожалуй… да, пожалуй, ты прав, — согласился Резаный.
Джессика наблюдала за ними, отмечая необходимое. Но кляп не позволял ей использовать Голос — к тому же не следовало забывать о глухом.
Резаный сунул бластер в кобуру, взял ее за ноги. Они подняли ее, как мешок с зерном, вынесли из комнаты и бросили на висящие в силовом поле носилки рядом с еще одним связанным человеком. Укладывая Джессику, они повернули ее набок, и в десяти сантиметрах от своего лица она увидала лицо сына. Пауль был связан, но кляпа у него во рту не было. Его глаза были закрыты, он ровно дышал. Усыплен?
Стражники подхватили носилки, и веки Пауля слегка приподнялись — темные щелки внимательно смотрели в ее лицо.
«Он не должен пытаться использовать Голос! — испугалась она. — Глухой!»
Пауль закрыл глаза.
Он незаметно для окружающих выполнял дыхательные упражнения сосредоточения, успокаивая свое сознание и внимательно прислушиваясь к пленителям. Да, глухой стражник представлял собой проблему, но Пауль ничем не выдавал охватившее его отчаяние. Успокаивающий Бене-Гессеритский ритуал, которому мать его научила, помогал Паулю сохранять готовность, чтобы использовать любой шанс.
Пауль рискнул еще раз слегка приоткрыть глаза и посмотреть на мать. Кажется, вреда ей пока не причинили — если не считать кляпа во рту.
