До чего же мерзко чувствовать себя слабой!
Будь у нее сила, которой боги наделили Джейме и толстого олуха Роберта, она бы ни в чьей помощи не нуждалась. Чего бы она ни дала за меч и умение им владеть! Боги по слепоте своей поместили сердце воина в тело женщины. Она пыталась драться с септами, но те без труда одолевали ее: молитвы, мытье полов и битье послушниц закалили этих старух на славу.
Хуже всего то, что они не дают спать. Стоит королеве смежить веки, днем или ночью, как одна из них тут же является и требует, чтобы Серсея покаялась. Ее обвиняют в супружеской неверности, распутстве, государственной измене и даже в убийстве: этот слизняк Осни Кеттлблэк сознался, что по ее приказу задушил прежнего верховного септона. «Рассказывай, кого убила, говори, с кем развратничала», – рычит Юнелла. Моэлла же уверяет, что спать узнице не дают грехи. «Только невинность спит сладким сном. Покайся и уснешь как младенец».
Грубые руки тюремщиц рвут в клочья каждую ее ночь, и каждая из ночей холоднее и злее, чем прежняя. Час совы, час волка, час соловья, восход и заход луны бредут мимо, как пьяные. Который теперь час? Какой день? Где она? Сон это или явь? Осколки сна, которые она урывает, режут ее разум как бритвы. С каждым днем она тупеет, теряет силы, и лихорадка ее трясет. Она уже не помнит, как давно ее заточили здесь, на вершине одной из семи башен Великой Септы Бейелора. Неужели ей суждено состариться и умереть в этой келье?
Нет, этого она не допустит. Сын и государство нуждаются в ней. Она должна освободиться, чего бы это ни стоило. Ее мир сжался до тесной камеры с ночным судном, бугристым тюфяком и убогим, как надежда, кусачим одеялом, но она по-прежнему наследница лорда Тайвина, дочь Утеса.
Бессонница, лютый холод, голод и лихорадка в конце концов все же привели ее к покаянию. В ту ночь септа Юнелла, войдя в камеру, застала узницу на коленях.
– Я согрешила, – сказала Серсея, едва ворочая языком. – Я долго была слепа, но ныне очи мои открылись. Старица пришла ко мне со своей лампадой и озарила мой путь. Я хочу очиститься, хочу отпущения. Прошу тебя, добрая септа, отведи меня на исповедь к верховному септону.
– Я доложу его святейшеству, ваше величество, – пообещала Юнелла. – Это доставит ему великую радость. Только исповедь и искреннее раскаяние могут спасти нашу бессмертную душу.
Весь остаток ночи королева спала спокойно. Сова, волк и соловей пронеслись незаметно; Серсее снилось, что она замужем за Джейме и сын их жив и здоров.
Наутро, став почти прежней Серсеей, она подтвердила септам, что хочет покаяться и получить отпущение.
– Нас радует эта весть, – сказала Моэлла.
– Великое бремя спадет с вашей души, – сказала Сколерия. – Ваше величество почувствует себя обновленной.
«Ваше величество…» Что за сладкие звуки. Тюремщицы далеко не всегда были с ней столь учтивы.
– Его святейшество ждет, – сообщила Юнелла.
Серсея смиренно потупилась.
– Нельзя ли мне сначала помыться? Я слишком грязная, чтобы предстать перед ним.
– Помоетесь позже, если его святейшество позволит, – сказала Юнелла. – Сейчас вас должна заботить чистота вашей души, а не бренная плоть.
Втроем они повели ее вниз: Юнелла впереди, Моэлла и Сколерия позади – боятся, как бы она не сбежала?
– У меня так давно не было посетителей, – тихо сказала Серсея. – Здоров ли король? Я мать и беспокоюсь за своего сына…
– Его величество в добром здравии, и берегут его неусыпно, – ответила ей Сколерия. – Королева всегда при нем.
«Королева»?! Серсея сглотнула, выдавила улыбку и сказала:
– Рада это слышать. Томмен так любит ее. Я никогда не верила ужасному поклепу, который на нее возвели. – Как удалось Маргери Тирелл оправдаться от обвинений в измене супругу и государству? – Значит, суд уже состоялся?
– Нет еще, но ее брат…
– Тихо, – зыркнула на Сколерию Юнелла. – Не болтай, глупая ты старуха. Не наше дело рассуждать о таких вещах.
– Прости, сестра. – Сколерия склонила голову и умолкла.
Его воробейство ждал Серсею в семистенном святилище. Лики Семерых, высеченные из камня, взирали на королеву с той же суровостью, что и сам верховный септон, писавший что-то за грубо сколоченным столом. Он ничуть не изменился с того дня, как Серсею взяли под стражу: тот же тощий седой аскет с подозрительным взглядом, та же мешковатая ряса из некрашеной шерсти.
– Я понял так, что ваше величество хотели бы исповедаться?
Серсея опустилась на колени.
– Это так, ваше святейшество. Старица явилась мне во сне с поднятой ввысь лампадой…
– Хорошо. Ступайте, Сколерия и Моэлла, а ты, Юнелла, останься – будешь записывать. – Он сложил кончики пальцев вместе, в точности как ее лорд-отец.
Юнелла уселась, развернула пергамент, обмакнула перо в мейстерские чернила. Серсее стало не по себе.
– Позволят ли мне после исповеди…
– С вами поступят сообразно вашим грехам.
Она снова ощутила неумолимость этого человека.
– Тогда да помилует меня Матерь. Я признаю, что прелюбодействовала с мужчинами.
– Назовите их, – потребовал он, не сводя с нее глаз.
Позади скрипело перо Юнеллы.
– Лансель Ланнистер, мой кузен. Осни Кеттлблэк. – Они оба признались, что спали с ней, так что отрицать не приходится. – Оба его брата. – Неизвестно, что показали Осфрид и Осмунд… Лучше перебрать мерку, чем недобрать. – Я грешила от страха и одиночества, хотя это и не искупает моих грехов. Боги забрали у меня короля Роберта, мою любовь, моего защитника. Я очутилась в окружении заговорщиков, ложных друзей и предателей, желавших смерти моих детей. Не зная, кому довериться, я… использовала единственное доступное мне средство, чтобы привязать к себе Кеттлблэков.
– Под средством вы разумеете ваше женское естество?
– Мою плоть… да. – Серсея приложила руку ко лбу и отняла вновь, открыв полные слез глаза. – Да простит меня Дева. Я поступала так только ради детей, ради своего королевства. Удовольствия я в этом не находила. Кеттлблэки жестоки и со мной обходились грубо, но что было делать? Томмен так нуждался в доверенных людях.
– Его величество охраняет Королевская Гвардия.
– Что пользы от нее, когда его брата Джоффри отравили на собственной свадьбе? Один сын умер у меня на глазах, потери второго я бы не вынесла. Я грешила и распутничала лишь ради Томмена. Да простит мне ваше святейшество, но я переспала бы со всеми мужчинами Королевской Гавани, лишь бы сберечь детей.
– Прощение могут даровать только боги. А что же сир Лансель, ваш кузен и оруженосец вашего мужа? Вы и его верность хотели завоевать?
