Ана знала, что сержант прав.
Это опять походило на фесов перекресток у Нусеры. Дорога впереди была заблокирована. Через прицел Корбек видел шеренгу выкрашенных в зеленый цвет танков и машин, которые ползли на север по широкой, сухой дороге как раз под ним. Целый легион.
Он отодвинулся от края утеса и поднялся, покачнувшись от приступа головокружения. Этот холодный, разреженный воздух требовал привычки.
Корбек спустился, пригнувшись, вниз по склону к сооке, где стояла «Подраненная тележка». Его команда, замерзшая и закутанная в плащи и кители, терпеливо ждала.
— Можем об этом забыть, — сообщил Корбек. — Там фесова туча машин и войск. Все ползут на север по тропе.
— И что теперь? — тоскливо спросил Грир.
Они проделали хороший путь по сооке через высокогорные пастбища к подножию Холмов. Казалось, старенькая «Химера» работала лучше в более холодном климате. Часом ранее они проехали последние деревья, и теперь растительность встречалась все реже. Местность становилась холодной, каменистой пустыней из розового базальта и бледно-оранжевой каменной соли. В скалах стонал и гудел ветер. Величественные пики Священных Холмов были темны и скрыты облаками. Саниан сказала, что это беснуются снежные бури на больших высотах.
Люди столпились вокруг карт, обсуждая варианты. Корбек почувствовал воцарившееся уныние, особенно переживали Даур и Дорден, которые, как ему казалось, подходили к своей миссии с большой ответственностью.
— Вот здесь, — сказал Даур, указывая на сверкающий экран карты озябшими пальцами. — Как насчет этих дорог? Они сворачивают на восток через шесть километров над нами.
Они изучили разветвляющийся рисунок соок, походивший на венозную систему.
— Может быть, — сказал Майло.
Саниан покачала головой.
— Карта старая. Эти сооки старые и давно заросли. Пастухи предпочитают западные выгоны.
— Можно расчистить путь?
— Не думаю. Вот этот отрезок вообще провалился в ущелье.
— Фес раздери все это! — пробормотал Даур.
— Возможно, здесь есть путь, но он не для нашей машины.
— Ты то же самое говорила про сооку.
— Теперь я серьезно. Вот здесь. Она называется Лестница-в-Небеса.
В пяти тысячах метров над уровнем моря и в шестидесяти километрах на северо-запад колонна почетной гвардии взбиралась высокогорными тропами под жалящей снежной метелью. Наступила ночь, а они все так же отчаянно двигались вперед, мерцая во тьме прожекторами. Снежинки плясали в лучах фар.
Согласно последним более-менее надежным данным ауспика громадные вражеские силы отставали от имперцев всего на полдня пути.
Дорога, по которой они шли, называлась Тропой Пилигримов. Постепенно она становилась все круче и опаснее. Сама тропа была меньше двадцати метров в ширину. Слева вздымались отвесные скалы. Справа, невидимый в темноте и метели, склон резко шел вниз, а затем почти вертикально обрывался ущельем глубиной в шесть сотен метров.
И днем было достаточно тяжело удерживаться на дороге. Все были напряжены, ожидая, что неверный поворот отправит машину в бездну. Был еще шанс оступиться или просто потерять опору в снегу. Каждый раз, когда колеса грузовика скользили, Призраки замирали, ожидая худшего… длинного, неостановимого скольжения в бездну.
— Комиссар-полковник, нам надо сделать привал! — вызвал Клеопас по воксу.
— Понимаю. Но что, если такое продлится всю ночь? К рассвету нас засыплет снегом так, что не выберемся.
«Еще час, может два», — подумал Гаунт. Этим они могли рискнуть. Если судить по расстоянию, то Усыпальница была уже близко. Но время в пути больше зависело от условий.
— Саббат любит проверять своих паломников на Тропе, — усмехнулся Цвейл, свернувшись в походной постели, расстеленной в задней части командного отсека «Саламандры».
— Не сомневаюсь, — сказал Гаунт. — Фес раздери ее Священные Глубины.
В ответ старый жрец залился таким веселым смехом, что даже закашлялся.
Словно в насмешку, снег повалил еще гуще.
Внезапно раздалась серия криков по воксу. Задние фары шедшей впереди машины в швыряющихся хлопьях снега вспыхнули и ушли в сторону.
— Полная остановка! — приказал Гаунт и полез наверх.
Он высунулся в ветер и яростный снег, спрыгнул с машины, и его ноги утонули в сугробе почти по колено.
Обнаружив угрозу только в последнюю минуту не при помощи ауспика, а лишь благодаря зоркости водителя, танк развернулся на сорок пять градусов. Но даже в такой близи Гаунт с трудом мог его разглядеть. Борт разведывательной «Саламандры», первой в колонне, накренился над краем обрыва, большая часть машины висела в воздухе. Гаунт поспешил вперед в свете фар позади стоящих машин, а с ним побежали другие Призраки и пардусцы. Четыре члена экипажа — водитель, вокс-офицер Раглон, скауты Маклен и Бен стояли на скатах, замерев и не смея даже дышать.
— Тише! Осторожнее, сэр! — прошипел Раглон приближавшемуся Гаунту. Все услышали, как крошится под разведывательной машиной камень и лед.
— Зацепитесь и в линию! Давайте же! — прокричал Гаунт.
Пардусский водитель пробрался вперед с крюком буксирного троса и аккуратно зацепил его за фаркоп «Саламандры».
— Прыгайте! Ну же! — приказал Гаунт, и команда Раглона бросилась на заснеженную дорогу, приземлившись на колени и стараясь отдышаться.
Команды вокруг них начали вытягивать пустую машину обратно на тропу.
Гаунт помог Маклену подняться.
— Сэр, я думал, нам конец. Дорога просто исчезла.
— А где головной танк? — спросил Ибрам.
Все оцепенели и повернулись, уставившись во тьму. Они были так заняты спасением «Саламандры», что не заметили исчезновение еще одной.
Гаунт понял, что головная машина проехала быстрее, и ее команда поплатилась за это.
— Гаунт — конвою. Полная остановка. Дальше сегодня не пойдем.
— Думаю, пойдем, — промолвил аятани Цвейл, внезапно появившись рядом с комиссаром-полковником. Он указал в темноту и мельтешащий снег. И все увидели свет. Сильный, желтый, яркий, сиявший над ними в ночи.
— Усыпальница, — объявил Цвейл.
Глава четырнадцатая
УСЫПАЛЬНИЦА
В войне должно готовиться к поражению.
Поражение — это коварство наших врагов.
Никогда не получается так, как мы ожидаем.
Военмейстер Слайдо, из «Трактата о природе войны».
Почетная гвардия добралась до храма-усыпальницы святой Саббат Хагийской с первым лучом солнца. Снегопад прекратился, горный пейзаж, ослепляюще белоснежный под золотым небом, поражал своим великолепием.