— Кеп. Седьмой Некромундский.
Ибн лающе и коротко рассмеялся
— Удачливые Семерки? Пески настолько не ошибаются. Ты из штрафных легионов, друг мой. Татуировка на руке, они прочли ее. У тебя шрам на запястье, там, где машина делает твою кровь безумной.
Кеп пожал плечами и поднял руку. Фон Клас увидел шрам, в том месте, где был имплантирован раздатчик наркотика ярости.
— Я соврал. Я из Первого Штрафного Легиона.
— Из Первого? — переспросил Рахимзадех с неким трепетом в голосе — "Большого"?
— Твое преступление? — спросил фон Клас, его голос напрягся, когда Склерос извлек последнюю эльдарскую шрапнель.
— Ересь. Третья степень. Обычное дело — если появляются эльдарские пираты, вы скармливаете им штрафной легион. Эльдар получают своих рабов, Империум избавляется от очередного отребья, все счастливы.
Синюшные облака прорвались дождем. Начали падать крупные, серые от загрязнения капли. Кеп и талларнцы сорвались, согнувшись, по направлению к углу старого собора, где еще можно было укрыться под остатками крыши.
Фон Клас обернулся к Склеросу, оставшемуся солдату. Как он и ожидал, лексмеханик не проявлял никаких эмоций.
— Что в тебе заложено?
Крупные капли чертили причудливые линии на лице Склероса.
— Протокол подавления эмоций, сэр. Это позволяет мне иметь дело со щекотливой идеологической информацией.
— Я так и думал. Склерос, ты ведь понимаешь, что нам никогда не вырваться с этой планеты, не так ли?
— Я не мог понять, как мы можем сбежать через косморопорт. Мы не сможем воспользоваться космическим кораблем, даже если разберемся в эльдарской технологии. Нас собьют. Мы не сможем отсюда сбежать.
— Я уверен, ты не скажешь этого остальным. Это задание не предусматривает нашего выживания.
Склерос протянул руку и позволил нескольким каплям собраться в его ладони. В лужице плавали серые нечистоты.
— Нам надо уйти с этого дождя. Он может нас заразить.
Вдвоем они пошли к укрытию, в то время как вокруг, душа Комморрага жаждала их крови.
* * *
Сибарит Лаевекью таращился вниз, с площадки на огромном металлическом чудовище, которое приводили в действие множество сотен страшно истощенных рабов-людей, которые были прикованы к пневматическим конечностям. Огромные клубы разъедающего дыма и пара из котла с кипящим железом скрывали их лица, и Лаеквекью ощущал, будто он парит на облаках — бог, смотрящий вниз на убогих, которые одновременно и бояться его и нуждаются в нем, чтобы жить.
Страж-эльдар смотрел, как очередной раб упал. Его руки и ноги безвольно болтались, в то время как лязгающие и шипящие механизмы продолжали движение, голова моталась вперед и назад, когда машина бездушно дергала его. Скоро эльдары Лаевекью спустятся на фабричный уровень и заберут избитый труп, заменив его очередным безликим рабом.
— Сибарит Лаевекью, — торопливо сказал голос в коммуникаторе, — проблема проявила себя.
— Подробнее, Ксарон.
— Это Кителлиас. Она не отзывалась, будучи на патрулировании, и мы отправились ее искать. Ее глотка перерезана, от уха до уха. Очень красиво. Очень чисто.
Лаевекью проклял свою удачу.
— Беглецы. Приведите мне каждого вооруженного эльдар, на площадку, расположенную над главным холлом. Мы прочешем весь завод и выпотрошим их на виду у остальных, чтобы эти грубые животные осознали цену непокорства.
— Это может оказаться не такой простой задачей. Леди Яе говорила об сбежавших опасных рабах арены.
— Тогда за их поимку и награда будет большей. Пришлите всех сюда. Это понятно?
Ответа не последовало. Неясные статические помехи скрипели вместо голоса воина.
— Я сказал — это понятно? Ксарон?
Ничего. Лаевекью оглядел паутину площадок, которые охватывали огромное пространство над главным залом фабрики. Он ничего не мог увидеть сквозь клубы пара. Внезапно он почувствовал себя одиноким.
Когда Лаевекью заметил человека, который бежал к нему по площадке, он был уверен, что сможет справиться с ним. Человек был высокого роста, наверняка сильный, его волосы были коротко острижены, мускулистое тело было усеяно шрамами. Хотя человеческое существо где-то нашло режущую перчатку и пистолет, стреляющий отравленными шипами, но оно наверняка толком не умеет с ними обращаться.
Лаевекью вытащил свой осколочный пистолет и с наслаждением прицелился. Он представил, как стреляет животному в брюхо, и наслаждается видом чудовищной боли, перед тем как снести человеку голову.
Но прежде чем он смог нажать на спусковой крючок, человек прыгнул и полоснул сверкающими лезвиями режущей перчатки по одной из цепей, соединяющей высокий потолок с площадкой. Он приземлился, практически рухнув лицом вперед. Лаевекью улыбнулся, зная, что не промахнется по лежачей цели. Комната вокруг него взмыла вверх, когда площадка рухнула вертикально вниз, цепь, которая удерживала ее, была перерезана. Последним что видел Лаевекью, были бледные напуганные лица рабов, задравших головы вверх и глядящих на него сквозь дым, а также беспощадный алый жар котла, перед тем как жидкий огонь поглотил его.
Фон Клас встал рядом с Кепом. Гвардеец только что увидел, как расплавленный металл с головой накрыл эльдара.
— Твоя ересь может и третьей степени — сказал комиссар — но убийца ты первоклассный.
— Это позволило мне остаться в живых.
Кеп заглянул за перила площадки, вниз на нижний уровень фабрики. Сотни напуганных глаз смотрели оттуда — Так что теперь?
— Мы начинаем нашу маленькую войну. Пусть Рахимзадех и Ибн начнут расковывать этих рабов. И пришли сюда Склероса, нам нужны его технические навыки. Теперь у нас есть армия.
* * *
Самым невыносимым из всего было то, подумал Кипселон, что он мог видеть все происходящее со своего трона. Прекрасный холодный храм из костей, символ совершенства, которым отмечена его бессмертная жестокая жизнь, теперь был осквернен присутствием двух тысяч чужаков-варваров.
— Как давно они его захватили? — спросил он тихим спокойным голосом. Он говорил так всегда, когда находился в состоянии полного бешенства, будучи очень опасен.
Глаза Екзумы немного прояснились.
— С тех пор как село второе солнце — ответил он — Они атаковали храм и вырезали гарнизон. Некоторые из них теперь хорошо вооружены, там был целый арсенал. Это точно твой человек. Он, должно быть, набрал рабов с захваченной несколько часов назад фабрики Лаевекью. Помнишь Лаевекью? Умный мальчик.
Кипселон резко махнул рукой, и огромное окно затемнилось. Он развернулся, его темные фиолетовые одеяния мели по полу за ним. Кипселон зашагал в центр тронного зала, глаза его элитных воинов следили за каждым его движением. Он воздел руки и начал говорить, его голос был глубоким и звенел от ненависти.
