Он воодушевился так, что я понял – ему давно хотелось с кем-нибудь все это обговорить.
– Я, к примеру, считаю, что магия будет полностью утеряна для людей, – объяснил он. – А вот Завулон полагает, что напротив – люди с наибольшей магической температурой, которые ныне не имеют даже слабеньких способностей к предвидению, станут Великими магами!
– Завулон? – глупо спросил я. – Вы с ним обсуждали?
– Да, Завулон, – твердо ответил Гесер. – Пойми, Антон, некоторые вещи столь важны для всех Иных, что ради их понимания забывается любая вражда.
– Но если Сумрака не станет, то как же эти люди-Иные станут пользоваться магией?
– Им не потребуется входить в Сумрак. Они будут оперировать только собственной внутренней энергией… хотя, возможно, они найдут со временем способ откачивать энергию напрямую из других людей… Мы тогда, кстати, станем практически иммунны к магии. – Гесер усмехнулся. – Нельзя ударить током того, кто ток не проводит…
Он помолчал, потом вздохнул.
– Но нам всем придется плохо, конечно. О долгой жизни можно точно забыть.
– Значит, пророчество Кеши не опасно и не несет в себе ничего нового, – задумчиво сказал я. – Может, оно и не первое такого рода?
Гесер промолчал, но улыбнулся.
– А почему Тигр так боялся, что оно прозвучит?
– Потому что шансы, что кто-то попытается уничтожить Сумрак, действительно есть, – спокойно сказал Гесер. – К примеру, как мы видим, твоя подру…
Я нахмурился.
– Твоя знакомая ведьма, – поправился Гесер. – У нее, как ты видишь, личный бзик – она боится, что неосторожным вмешательством в пророчество навлекла беды на страну. А ведь есть и другие. К примеру – радикальные Темные.
– А им-то что? – поразился я. – Они готовы лишиться Силы?
– Они считают, что магия просто изменится. И надеются, что их личная Сила при этом возрастет. А есть и радикальные Светлые. Вот, к примеру, ты сегодня работал с парнишкой, который хотел осчастливить людей, сделав человеческие органы власти высокоморальными. Обычная ситуация, верно? А бывают и такие Светлые, кто мается от сознания своей Силы. И желают, чтобы магии не было, чтобы люди жили без любого волшебства!
– Но многие ли знают, как можно уничтожить Сумрак и кто способен на это?
– К твоему и Надиному счастью, – сухо сказал Гесер, – не многие. А то постарались бы на нее повлиять.
– Так что мне делать? – спросил я и внезапно ощутил себя тем, кем и являюсь – несмотря на случайно доставшийся мне ранг Высшего, – начинающим волшебником, рядовым Иным, учеником мудрого мага.
– Да ничего, Антон. – Гесер махнул рукой. – Только постарайся больше от меня ничего не утаивать, ладно? И никому ничего не раскрывай. Тигр, как я полагаю, за нами не явится. Он понимает, что мы пророчество никому не раскроем. А если даже его раскроет Арина – это будет лишь вероятность, а не неизбежность.
– Будете охотиться за ней? – поинтересовался я.
– Без особого азарта. – Гесер пожал плечами. – Если случится – передай ей мой совет. Либо снова лечь поспать. Годков десять – двадцать. Либо явиться с повинной. Может явиться ко мне, кстати. Я постараюсь защитить ее от Инквизиции и добиться наиболее мягкого из возможных приговоров.
Я кивнул.
– Спасибо, Борис Игнатьевич.
– Спасибо на хлеб не намажешь, – буркнул он и посмотрел на монитор компьютера. – Ладно… иди… конспиратор. Мне поработать надо.
– Кстати, про хлеб… – вспомнил я. – Скажите, а сколько денег я могу снимать со своей карты?
Гесер нахмурился.
– Какая зарплата у сотрудников Дозора? – уточнил я.
– В зависимости от ранга, – сказал Гесер, не глядя на меня. – Антон, это же все глупости, ты должен понимать.
– Ну как это «глупости», – уперся я. – Я вчера подошел к банкомату…
– Антон, как ты полагаешь, какова ценность человеческих денег для организации, в которой есть хотя бы один предсказатель четвертого-пятого уровня? – спросил Гесер.
– Никакая, – ответил я, чуть подумав.
– Вот о том и речь. На одних только курсах валют и колебаниях акций, даже в самый благополучный год, Дозоры способны заработать любые суммы. А поскольку нормального Иного человеческие атрибуты богатства и процветания не интересуют, то и ограничивать сотрудников я смысла не вижу. Даже Темные таким тщеславием не страдают.
– Но как-то… – начал я.
– Тебе нужен «бентли»? – спросил Гесер, поднимая на меня тяжелый взгляд.
– На фига? – поразился я. – Чтобы собирать на себя проклятия завистливых окружающих? Вот какой-нибудь японский внедорожник я бы купил… летом на дачу ездили, там грязюка по пути, завязли…
– Так купи, – равнодушно сказал Гесер. – Движение денег в природе повышает экономическую активность людей, идет им в конечном счете на пользу. Тем более Япония от землетрясения пострадала. Поможешь им.
– Шеф, вот скажите честно, вы что угодно можете обосновать с точки зрения добра и справедливости? – спросил я.
Гесер подумал. Почесал кончик носа.
– В целом, наверное, да. Но ты не переживай, это ко всем приходит с возрастом.
В час дня я сходил в столовку. Есть не хотелось, наверное, утреннее происшествие отбило аппетит. Я поковырял и отставил котлету по-киевски (повариха тетя Клава, бдительно оглядывающая зал через окошко раздачи, глянула на меня с укоризной). Поэтому пришлось изобразить целую пантомиму, демонстрируя, что ремень на брюках еле сходится, форму я теряю и только это заставляет меня не доедать порцию. Тетя Клава успокоилась. Я налил себе стакан замечательного брусничного морса, выпил залпом, взял второй и снова присел за столик. В столовой было почти пусто, сейчас все-таки день, оперативный персонал либо отсыпается, либо проводит время с семьями… у кого они имеются. Вот через час-другой народ начнет собираться на обед…
– Вкусный морс, Антон? – окликнула меня через зал Клава.
– Очень! – искренне признался я, и повариха обрадованно улыбнулась.
Все-таки есть что-то в шарлатанских теориях о влиянии имени на характер человека. Всякие Андреи-Александры-Сергеи или Лены-Маши-Наташи могут быть кем угодно. А чуть-чуть в сторону от вечно популярных имен – и они начинают влиять.
Вот с именем Клава хорошо быть поварихой. Не обязательно толстой, но крепкой. И звать тебя будут лет с двадцати пяти «тетя Клава». Потому что «тетя» и «Клава» неразделимы. А как на человека влияет имя Антон, интересно?
Я задумался, вспоминая знакомых Антонов. Особой системы не наблюдалось. Один Антон, к примеру, был здоровый добродушный дядька, хороший семьянин и добросовестный профессионал. При этом еще заядлый любитель устраивать розыгрыши и сочинять неприличные стихи. Зато другой был книжный червь, совершенно неприспособленный к жизни.
