Лоргар замедлил шаг и бросил на демона взгляд.
— Мы идем к могиле мира-корабля?
Ингефель издал своими бесформенными челюстями еще один скрежещущий смешок.
Ты здесь, чтобы увидеть чудеса, не правда ли?
И так они пришли в мертвый город, который рухнул из пустоты, чтобы зарыться в безжизненный прах планеты.
Повсюду, пока хватало глаз, тянулись окрашенные красным сооружения из кости, которые неизящно выступали из фундаментов, словно полный рот раздробленных зубов. Лоргар и его проводник остановились на краю кратера, глядя вниз на могилу пустотного города чужих.
Какое-то время примарх молчал, вслушиваясь в завывание ветра и вторивший ему скрежет песка о броню. Когда он заговорил, то не отвел взгляда от древнего разрушения внизу.
— Сколько здесь погибло?
Ингефель вытянулся, глядя вниз гноящимися глазами. Четыре руки распростерлись в величественном жесте, словно демон претендовал на все, что видел.
Это был мир-корабль Зу`ласа. Двести тысяч душ разорвалось в миг рождения Слаа Неф. Лишенный управления мир-корабль, в живом сердце которого бушевало безумие, рухнул.
Лоргар почувствовал, что не удержался от слабой улыбки.
— Двести тысяч. А сколько по всей империи эльдар?
Весь род. Триллионы. Дециллион. Тредециллион. Богиня родилась в мозгу каждого из живущих эльдар и вырвалась в царство холодного космоса и теплой плоти.
Демон сгорбился, оперевшись всеми четырьмя руками о край кратера. Я чувствую твои эмоции, Лоргар. Удовольствие. Благоговение. Страх.
— Во мне нет любви к обитающим в галактике племенам ксеносов, — признал примарх. – Эльдар не сумели понять правду о реальности, и я не скорблю о них. Жаль лишь, что всякое существо может умереть в неведении, — он вздохнул, продолжая глядеть вниз на погребенный мир-корабль. – Скольким таким не удалось спастись при рождении богини?
Очень многим. Даже сейчас некоторые носятся в варпе – безмолвные обиталища воспоминаний и чужих призраков.
Не обращая внимания на рвущий плащ ветер, Лоргар сделал первый шаг по склону кратера.
— Я что-то чувствую, Ингефель. Там, внизу.
Я знаю.
— Тебе известно, что это?
Демон аккуратно вытер лапой раздраженные глаза.
Вероятно, призрак. Отголосок жизни эльдар, который испускает последний вздох, если вообще еще дышит.
Лоргар достал булаву крозиуса, приблизив палец к активационной руне. Исходящий сверху беспокойный свет упал на оружие, и в полированных шипах отразился шторм.
— Я иду туда.
По улицам бродили призраки, тени из ветра и праха, которые образовывали в буре дразнящие очертания. Они существовали на самом краю обзора и гибли в шторме всякий раз, когда Лоргар пытался рассмотреть их более отчетливо. Вот мелькнула убегающая фигура, стертая ветром в тот самый миг, когда Лоргар повернулся, чтобы взглянуть на нее. И вот еще: три девы, которые протягивали руки и кричали, хотя, когда примарх вновь обернулся, там была лишь кружащаяся пыль.
Он крепче сжал крозиус. Вперед, только вперед, именно оттуда с гудением исходило это болезненное ощущение чего-то живого – ослабшего, попавшего в западню и почти наверняка умирающего. Достигавший сознания безрадостный резонанс указывал на что-то вроде запертого в клетку больного животного: нечто умирало уже долго, очень долго.
Лоргар двигался осторожно, обходя покрытые пылью камни и шагая внутри скелета города. Наполненный песком ветер приносил с собой далекие голоса – нечеловеческие, вопившие на чужом языке. Возможно, ураган тоже играл – при всем знании языка эльдар он не мог разобрать выкрикиваемые в бурю слова. От попыток понять отдельные голоса остальные лишь делались громче, лишая всякой надежды сконцентрироваться.
Продвигаясь вглубь истощенного города, Лоргар перестал оглядываться на каждый полусформировавшийся образ, расслабил глаза и предоставил дразнящему ветру творить, что ему вздумается. Среди сшибавшихся порывов бури на краю его зрения стояли поблекшие шпили – чужие башни, которые с невероятным изяществом устремлялись к враждебному небу.
Примарх оглянулся назад в поисках Ингефеля и ничего не увидел.
Ингефель, — запинаясь, потянулся он своим психическим чувством, сомневаясь, преодолевает ли его зов ветер. Демон. Где ты?
В ответ шторм взвыл еще громче.
Казалось, что время утратило власть. Лоргар начинал испытывать жажду, хотя усталость и не смогла заставить его замедлить шаг на всем протяжении более, чем семидесяти часов, проведенных под нескончаемым закатом. Единственным точным свидетельством течения времени был хронометр на ретинальном дисплее, сломавшийся к концу семьдесят первого часа и ставший выдавать отклонения, на которые было невозможно полагаться. На цифровом дисплее начали пульсировать случайным образом выбранные руны, словно в знак окончательной капитуляции перед противоестественными законами этого утонувшего в варпе царства.
Лоргар вспомнил впалое, костлявое и свирепое, практически вампирское лицо Аргел Тала, когда воин заявил, что его корабль плыл по волнам варпа полгода. Для Лоргара и остальной части флота «Песнь Орфея» отсутствовала не дольше нескольких ударов сердца.
От нечего делать он задался вопросом, сколько времени пройдет в материальной вселенной, пока он находится здесь, бродя по адским берегам.
Те немногие остатки архитектуры мира-корабля, что сохранились над землей, стали жертвой эрозии, их истерли и покрыли шрамами свирепые ветры. Лоргар шел по очередному засыпанному пылью проспекту, его подошвы скрежетали по древнему камню. Быть может, когда-то это был плодородный и наполненный ксенофлорой сельскохозяйственный купол. Впрочем, возможно, что он мог оказаться всего лишь общим помещением. Лоргар пытался обуздать свое воображение, не желая, чтобы танцующие в пыльной буре очертания увели его еще дальше.
Спустя еще сто метров шарканья ногами по бесполезной почве под его сапогами начало пульсировать странное болезненное ощущение борющейся жизни. Слева и справа были лишь рухнувшие башни мертвой цивилизации.
Примарх присел и зачерпнул полную ладонь красной земли. Как и прежде, он позволил ей сыпаться между пальцев, наблюдая, как ветер уносит ее прочь. Ощущение присутствия аритмично нарастало и убывало. Лоргар сделал вдох и направил тонкий импульс психической энергии просачиваться вниз. Ответа он не ощутил. Ни малейшей дрожи сознания. Оно могло находиться в метре под землей, или же глубоко внизу, у самого ядра мира. В любом случае, оно было слабым, нестабильным, казалось неуловимым и лишь едва-едва напоминало жизнь.
