— Почему вы так говорите? — спросил Дрекслер, и Феликс решил что настало самое время для предупреждения.
— Потому что я полагаю, что скавены вскоре атакуют этот город. Я также считаю, что вам следует уехать. Говорю вам как другу.
— Я благодарен вам за предупреждение, господин Ягер, но сегодня я не смогу. Понимаете ли, сегодня ночью я приглашён во дворец на бал с личным участием курфюрста Эммануэль.
Почему–то при мысли об этом по позвоночнику Феликса прошла дрожь.
* * *
Ларк понял, что попал в неприятности, когда почувствовал на своём плече тяжёлую руку одного из воинов Изака Гроттла и был бесцеремонно втолкнут в паланкин жирного скавена. Он оказался перед гигантским мастером–погонщиком и уставился на складки плоти под его подбородком. Огромное брюхо Гроттла, жившее своей жизнью, практически прижало его к занавесям паланкина.
— И куда ты теперь направляешься? — поинтересовался Гроттл. — Куда же?
Ларк быстро соображал. Ему не нравился голодный блеск, появившийся в глазах мастера–погонщика. Он подумал о письме серого провидца, которое было при нём. Он подумал о болезни, которая угрожает заполнить гноем его лёгкие, если аббат перестанет вступаться за него перед Рогатой Крысой.
— Я всего лишь шёл увидеться с тобой, величественнейший из Творцов.
— Тогда это удача, что я тебя нашёл. Расскажи мне, что это ты несёшь?
Ларк рассказал ему всё. Он ожидал, что Изак Гроттл протянет одну из своих жирных лап и сломает ему шею, но мастер–погонщик всего лишь рассмеялся низким громким смехом.
— Похоже, хитроумность серого провидца выйдет ему боком. Ты доставишь сообщение, но другое, которое под мою диктовку запишет Хескит Одноглазый.
— Как прикажешь, наимогущественнейший из всех мастеров–погонщиков.
* * *
Феликс дотащился до „Слепой свиньи“, чувствуя себя слишком объевшимся для того, чтобы двигаться. За последние несколько недель его желудок сократился и то, что раньше было обычным обедом, теперь заставляло его чувствовать себя надувшимся. Два подобных обеда за день оставляли ощущение, что он готов взорваться.
Он нёс новый травяной талисман, выданный доктором, и в кармане ещё один — для Готрека. Это его немного успокаивало. Он до сих пор не подхватил чуму, но это ещё ничего не доказывало. Никто из тех, кого он знал, тоже не заболел. Может быть, это просто случайность, что они остались живы, а может быть, помогло то обстоятельство, что по настоянию Хайнца они убивали каждую крысу, появляющуюся в окрестностях „Свиньи“. Феликс даже не стал ломать себе голову. Он только знал, что благодарен Дрекслеру за подарок.
Феликс всмотрелся в сгущающийся вокруг мрак и поёжился. Город выглядел всего лишь тенью той процветающей столицы, которую он и Готрек помнили по своему первому посещению. Множество зданий сгорело дотла. Ещё больше опустело. В большинстве многоквартирных домов не светились огни. Суетливая жизнь улиц сменилась аурой страха. Теперь хищники были единственными, добровольно выходящими из своих жилищ — и их жертвы.
Феликс почувствовал мурашки между лопаток и внезапно сообразил, что за ним кто–то следит. Он повернул голову и вгляделся в выход из ближайшего переулка. Свист рассекаемого воздуха дал понять, что он опоздал. Что–то ударило его по черепу. Он потряс головой, почти ожидая волну боли.
Но её не было. Феликс поднёс пальцы ко лбу, но не нащупал кровь. Он глянул вниз на то, что его ударило, и увидел, что оно обёрнуто куском пергамента, похожего на все другие, содержащие предупреждения касаемо скавенов. Он наклонился, чтобы подобрать его, и в то же время огляделся по сторонам. Он услышал звук бегущих удаляющихся шагов в ближайшем переулке, и вероятнее всего, это был тот, кто метнул записку.
Не раздумывая, Феликс подхватил пергамент и бросился в погоню. Максимально широкими шагами он бежал по переулку. Ему показалось, что он различает впереди себя фигуру в капюшоне. Может ли то, что высовывается из–под монашеской робы, быть длинным хвостом, как у грызунов? Это более чем возможно, решил он.
Фигура достигла конца переулка и резко повернула на другую улочку из извилистого лабиринта улиц. Феликс проносился мимо открытых дверных проёмов, расталкивая удивлённых нищих и наступая по ходу на чудовищных крыс. В его груди гулко билось сердце, а по лицу струился пот. Он чувствовал тошноту и сожалел о том, что так наелся у доктора Дрекслера, особенно после плотного обеда у своего брата. Одной рукой он крепко удерживал свиток, а второй прижимал болтающиеся на поясе ножны.
— Стой, скавен! — заорал он.
Бегущий крысочеловек никак не отреагировал на его слова. Только лишь нищие отскочили к ближайшей двери в поисках укрытия. Феликс помчался дальше.
«Зачем я это делаю?» — спрашивал он себя. Насколько он знал, тот скавен впереди не сделал им ничего, кроме как оказал услугу, предупредив о планах своих сородичей. «Тогда почему он убегает?» — спрашивал себя Феликс, но ответ уже был ему известен. Кто знает, по какой причине крысолюди что–либо делают? Кто может предположить, какие мотивы имеются у существ, которые даже не люди?
Сердце Феликса подскочило, когда он увидел, что крысочеловек споткнулся и упал. Возможно, он всё–таки сможет его догнать. Охваченный яростью погони, он отчаянно этого желал. Он хотел схватить крысочеловека, посмотреть ему в глаза и допросить. Но подумал, что тот вряд ли понимает человеческую речь. По утверждению Лейбера, у крысолюдей свои собственные языки, включая в том числе специализированные диалекты, используемые различными кланами. «Однако, — подумал Феликс, — именно этот достаточно владеет рейкшпилем, чтобы писать сообщения, а значит, может быть допрошен». Он ускорил бег, и в душе разгоралась надежда, что, в конце концов, он сможет получить некоторые ответы на свои вопросы о скавенах.
Ларк оглянулся через плечо и выругался. Всё без толку. Тот глупый человек всё ещё преследует его! Зачем? Чего он рассчитывает достичь, гоняясь за Ларком? Почему не оставит его в покое и не прочитает сообщение, записанное на пергаменте Хескитом Одноглазым? Если он это сделает, то, несомненно, обнаружит, что этой ночью у него есть более важные дела — типа отправиться во дворец и расстроить план серого провидца Танкуоля.
«Жизнь так несправедлива», — печально подумал Ларк. Вот он, с ослабленным здоровьем, запуганный несколькими из наиболее безжалостных скавенов из когда–либо существовавших, вот–вот станет врагом одного из самых могущественных волшебников своей расы. Его голова болела. Перед его глазами всё плыло от лихорадки. Его сердце словно готово было отказать от напряжения этой гонки. Лёгкие будто жгло огнём. И где он находится? Не в какой–нибудь комфортабельной норе в Скавенблайте, а на ужасных открытых улицах города людей, преследуемый большим и наводящим ужас воином. Всё это напоминает ужасный кошмар. Откровенная несправедливость подобного возмущала Ларка. Да что он вообще сделал, чтобы заслужить такое?
